Просьба Надежды показать снимки моделей нарушила
очарование момента. Сандро колебался, не зная, стоит ли
соглашаться. Девушка из его снов не боялась грозы, она вышагивала
среди разрядов молний так, словно и сама была
богиней-громовержицей. И все же…
Надежда нравилась Сандро, он почти был влюблен. Стало
неважно, кто виделся ему ночами, Надежда казалась дороже и
ближе, чем пустые обещания счастья. Реальная и немного наивная, она
подошла слишком близко к краю пропасти и опасно балансировала,
нетвердо стоя на ногах.
Сандро не мог ей не помочь. Потому решил предупредить
способом боле действенным, чем убеждение.
Надежда
Сандро вышел, держа в руках толстую папку. Улыбнулся мне
краешком губ и спросил:
— Посмотрим здесь или вернемся в гостиную?
Я бросила тревожный взгляд в окно — оно располагалось совсем
рядом с кроватью. Гроза все еще бушевала: порывистый ветер бросал
пригоршни крупных капель в стекло, то и дело слышались раскаты
грома. Что бы там ни утверждал Сандро, фотоснимки — всего лишь
бумажки и не могут причинить реального вреда. Тогда как угроза со
стороны стихий вполне реальна.
— В гостиную, — кивнула я, поднимаясь.
Мы вновь расположились возле камина в удобных креслах, и Сандро
открыл свой альбом. Он переворачивал лист за листом, показывая мне
фотографии девушек. Их оказалось не так много, как я ожидала. С
десяток, не более. Все они были удивительно похожи друг на друга,
но все же отличались. Не внешностью, скорее — выражением лиц,
взглядами, улыбкой.
— Ты прирожденный фотограф, — похвалила я Сандро. — Девушки
выглядят так, будто вот-вот оживут. А еще мне кажется, что я давно
их знаю, хотя прежде никогда не видела.
Сандро перевернул еще один лист альбома и согласился:
— Я стараюсь снимать именно так. Именно поэтому и не заставляю
моделей позировать, используя эффект неожиданности. Фотографии
получаются более живыми, а цвета — насыщенными.
Я нахмурилась и не удержалась от замечания:
— О чем ты говоришь? Как цвета могут быть насыщенными, если ты
снимаешь на черно-белую пленку.
Сандро беззвучно рассмеялся.
— Ты даже не представляешь, белла, как многое могут сказать эти
два цвета, сколько у них оттенков и полутонов.
Кажется, мне удалось, наконец, растормошить этого итальянца. Он
с таким пылом расписывал свои работы, объяснял мельчайшие детали.
Водил пальцем по изгибам фигур, контурам лиц девушек, запечатленных
на снимках. Я успела им позавидовать.