Прошел обед, потом еще час, другой… Время летело. До конца смены оставалось недолго.
Лавочка была почти готова, так, кое-какие мелочи оставались… Получилась она необычной формы, слегка грубоватая, но зато очень прочная и удобная. Крюков покурил, прежде чем сесть на нее первый раз, волновался почему-то. Но ничего, не скрипнула, почти не прогнулась… Хорошая вещь, подумал он. Втроем сидеть можно, выдержит. Даже жалко оставлять ее здесь. Ну ладно, если что – сделаю другую, еще и лучше, теперь знаю как.
Хорошо бы дом построить, подумал вдруг он. Свой собственный дом. Своими руками…
Вдруг в цех зашел парень, довольно еще молодой, невысокий, даже щупловатый какой-то, но с властным выражением лица, с повадкой человека, привыкшего отдавать приказы. И Крюков вспомнил: это новый начальник «деревянного» цеха, Леонид Силантьев, старый-то ушел на пенсию, недавно взяли вот этого. Парень быстро оглядел Крюкова, лавочку, на которой тот сидел, нервно покуривая, на опилки и обрезки досок…
– Погаси.
Крюков послушно затушил сигарету.
– Сам сделал? – спросил парень так, словно они сейчас долго говорили о чем-то важном, но вот отвлеклись на случайный предмет. – Интересная конструкция. Сколько времени потратил?
– Не знаю… часа три.
– А ну-ка, – сказал парень, жестом велев Крюкову встать. И Крюков, как будто так и надо было, послушно встал и отошел в сторону. Парень сел на его место, покачался на лавочке, испытав ее на прочность. Особо усердствовать не стал, видимо, сразу понял то, что ему нужно было узнать.
– В роду столяры были? – начал он словно допрос с пристрастием.
– Кажется, дед плотничал в деревне…
– Ага. А что ты вообще здесь делаешь? – спросил он Крюкова так, будто тот был в чем-то виноват.
– Работаю я, – растерялся Крюков.
– Работаешь! – усмехнулся парень. – Слесаришь?
– Да.
– А в нормальной работе хочешь себя попробовать?
– Да хотелось бы…
– Ну что, тогда иди ко мне. Три месяца учеником, потом получишь второй разряд. Через полгода – третий. И так далее…
– А деньги? – робко спросил Крюков.
– Сначала, понятно, деньги будут ерундовые. Так ты ж сырой материал, как вот эта твоя скамейка, – Силантьев пристукнул костяшками пальцев по дереву. – Тебя же учить и учить, воспитывать. Зато потом…
Все было ясно. Человеку этому Крюков поверил сразу.
– Значит, мне увольняться? – спросил он, не раздумывая ни минуты.