– О господи, Тим, прости. – Она попыталась дотронуться до него, но он отступил назад.
Кики посмотрела, как он идет по Франклин-стрит, и быстро потеряла его из виду в толпе студентов. Она опустила глаза на свою ладонь. Что это ей вздумалось? И почему, ударив его, она почувствовала себя намного лучше?
Она мужественно вернулась в ресторан, делая вид, что сдерживает в себе боль брошенной женщины. Ронни была предупредительна и утешала ее, и Кики знала, что они с Джорджем, управляющим, разговаривали у нее за спиной. Ей было противно, что они жалеют ее, противно, что теперь они будут считать Тима эгоистичным бабником. Но она знала, что это всего лишь начало вынужденной лжи.
Как бы мне хотелось увидеть тебя теперь, когда тебе шестнадцать. Сейчас ты восхитительная двенадцатилетняя девочка. Поэтому я могу только воображать, что, повзрослев, ты станешь еще прекраснее. Вчера, когда сиделка пыталась не пустить тебя в мою комнату, потому что мне было очень плохо, я слышала, как ты разговаривала с ней за закрытой дверью. Ты сказала ей: «Это МОЯ мама, а не ваша. Я позабочусь о ней». Это рассмешило меня, хотя в тот момент я склонялась над тазом. Благодаря этому я узнала, какая ты сильная, и поняла, что ты отлично справишься без меня.
Как тебе удалось стать такой храброй?
Несмотря на то что они находились всего в нескольких милях от Чапел-Хилла, напряженность в фургоне Тима настолько возросла, что Кики чувствовала ее кожей. У них оставалось еще полтора часа, для того чтобы добраться до Нью-Берна. Было неудобно сидеть в деформированном ковшеобразном кресле, которое впивалось в спину, когда машину трясло. Марти сидел в шезлонге, повернувшись боком к креслу Тима. На одном колене он держал нарисованную от руки карту, на другом – банку пива, и они с Тимом спорили о том, по какой дороге ехать, после того как свернут с шоссе. Кики хотелось сказать им, чтобы они заткнулись: если они не могут договориться о такой чепухе, как дорога до Нью-Берна, то как они собираются принимать более серьезные решения, ожидающие их в ближайшие пару дней? Но Кики молчала, боясь, что Тим растревожится пуще прежнего. Все были на грани. Истекали последние часы их жизни как законопослушных граждан.
На матрасе в кузове фургона лежали чемоданы, вещевые мешки и рюкзаки. Тим потратил целый день, пакуя багаж, и она с жалостью смотрела на него, наблюдая, как он обдумывает, что взять с собой, а что оставить. Они с Марти больше никогда не вернутся в родной дом. Она же взяла с собой только пару смен белья и зубную щетку. Кики полагала, что это все, что ей нужно. Не более трех дней, сказал Тим. Потом Энди будет спасена, жена губернатора вернется домой, к семейному очагу, а Кики сможет уехать обратно в Чапел-Хилл.