— А потом?
— Потом мы продолжим наблюдение и в случае успеха начнем
курс обучения. Моя помощница Яна Викторовна, — указал профессор на
кивнувшую аспирантку, — подготовлена для проведения первого этапа
обучения.
— Яна Викторовна, — обратился Воронцов к молодой ученой, —
вы же сможете вести обучение в столице? В моем доме? В случае
успеха сегодняшней операции?
Артурова растерянно заморгала ресницами.
— Что это значит? — Профессор мгновенно нахохлился.
— Я покупаю объект, — безапелляционным тоном заявил
Воронцов. — Эксперимент продолжается. Как его куратор, я гарантирую
дальнейшие исследования. Но они несколько… э… расширяются в
границах. Ваш объект, точнее, моя будущая собственность,
перевозится ко мне. Игорь Иванович, мы с вами вылетаем в столицу
немедленно после операции, не дожидаясь ее результата. В
Красноярске вы осмотрите дом, и я поручу незамедлительно
переоборудовать несколько комнат согласно вашим рекомендациям.
Исследования не должны пострадать. Все дополнительные расходы также
будут оплачены.
Женька не знала, плакать или горько смеяться: торгуют ею,
распоряжаются, словно предметом каким, и непонятно, будет ли завтра
хуже, чем сейчас. Или лучше. А слез уже нет, выплакала за утро.
Новый хозяин девушки — да, сколь ни страшна эта мысль, но она
про реальность, — отвешивал ученому каждое свое слово тоном, не
терпящим возражений. А профессор не сводил озлобившегося взора с
офицера.
— Это собственность университета! Только ректорат может
распоряжаться объектом. Я не вправе отдать ее.
— Вы же походатайствуете перед ректоратом о моей просьбе.
Не думаю, что мне будет отказано. К тому же эксперимент… Ничто не
должно помешать НАШИМ совместным исследованиям. Исследованиям
Академии наук и Генштаба! Ничто и никто! Вы же понимаете, о чем я
говорю, — со сталью в голосе продолжал давить Воронцов.
— Да, — вдруг явно поник Мартынов, — понимаю. Думаю…
ректорат удовлетворит вашу просьбу. Но я лично осмотрю место, где
будет продолжен эксперимент! И тре… Настаиваю на моем допуске к
объекту в любое время!
— Конечно. — Голос сына президента смягчился. — Как
скажете. Все будет, как вы пожелаете. А пока, наверно, везите ее в
операционную и давайте оформим сделку.
Ливадова всхлипнула — уже захотелось и заплакать, но слезы
иссохли. Что больше пугает? Смертельно опасная процедура или
рабство? Не лучше ли сдохнуть на операционном столе?