Но и того, что захватили четыре пса,
было предостаточно. Мир перекроили за время жизни одного поколения.
Арния, Герия, Лекант и Арнидок принялись выжимать соки из
новоприобретенных колоний, время от времени вгрызаясь в глотки друг
другу, а остальные людские королевства вот уже полтора столетия
влачили жалкое существование в тени «большого квартета». Лишь
молодая Огсбургская империя хищно скалила зубы, интриговала и, как
мнилось многим, ждала своего часа.
— Мадам, вам чем-нибудь помочь? — Я
попытался успокоить эльфийку. Жалость во мне поборола неприязнь. —
Принести воды?
Перворожденная никак не
отреагировала, словно забыла обо мне. Я навис над ней, не ведая,
как поступить.
— Лека, Лека! Что ты здесь делаешь? —
по узкой лестнице за серой дверцей, запыхавшись, поднималась
служанка. Опасливо глянув на меня, она склонилась к эльфийке и
успокаивающее заговорила с ней. Как ни странно, это подействовало:
перворожденная прекратила плакать и доверчиво наклонила голову к
горничной.
— Сударь, пожалуйста, не говорите
мастеру Кампо, что видели Леку, — горничная умоляюще посмотрела на
меня, подняв эльфийку с пола. Служанка походила на Маргарет, как
сестра, только была постарше и чуть пополнее. — Хозяин не любит,
когда Лека попадается на глаза гостям.
— Да, конечно.
— Спасибо, сударь. Вы очень
добры.
Шепча что-то эльфийке, горничная
увела Леку вниз, еще раз просящее взглянув на меня.
Что за судьба выбелила волосы
бессмертной и покрыла лицо морщинами? Почему она назвала меня
«Владыкой», вспомнив верховный титул эльфийских чародеев? Я
простоял какое-то время на месте, глядя на затворившуюся дверь, но
чувство голода не прервало раздумья.
Приблизившись к лестнице,
спускающейся в гостиничный холл, услышал зычный бас:
— Трактирщик! Товь лошадей, да
побыстрее! И кружку темного эля!
Стуча коваными каблуками, к хозяину
заведения двигалась широкоплечая громада в синем мундире
королевского лейб-лейтенанта. Внизу уже было не так пусто.
Огсбургец сидел на прежнем месте, словно и не покидал его ночью. У
окна шептались трое купцов с длинными усами и то и дело тыкали
пальцами в толстый гроссбух. Женский смех за ширмой выдал
влюбленную парочку. Но главное, за столиком посреди зала с Фоссом
беседовал пухлощекий господин в костюме, сшитом с богатой
вульгарностью.