Вот теперь точно все. Можно продолжить рассказ.
Сейчас сей великий муж двадцати трех лет развалился в кресле из
нежнейшей, вишневого цвета кожи и неимоверно скучал, с трудом
подавляя желание зевнуть от всей, все еще по-русски широкой, души.
Вот уже полчаса, как он вынужден выслушивать нескончаемые жалобы
какого-то барона о нескончаемых притеснениях со стороны своего
сеньора – графа Амьенского. И налоги тот дерет нещадно, и спор с
соседом решил не в его пользу, а самое главное, о, это просто
ужасно, не пригласил на бал, что состоится на следующей неделе. И
не будет ли столь любезен господин виконт, как представитель Его
Величества, повлиять на господина графа к его, господина барона,
пользе. А уж мы… да непременно… да со всей душой… короче, только
скажите сколько.
Подобные визиты за три месяца, прошедших со дня вступления в
должность, наносились регулярно и успели уже изрядно надоесть. Но
куда деваться – приходится терпеть, выслушивать, многозначительно
кивая, делать какие-то пометки в своих бумагах, чтобы потом
благополучно забыть об очередном благородном искусителе. Ничто не
ново даже под иномирной Луной – оборотистые господа всеми силами
стремятся подсадить на крючок взяток очередного начальника. Фигушки
– плавали, знаем.
Ну, вроде закругляется клиент.
- Разумеется, барон, я обязательно переговорю с его
сиятельством, все будет в порядке, уверяю вас. А благодарность… да
бог с ней, не беспокойтесь, мы же все в Пикардии живем, должны друг
другу помогать. Сегодня я вам, завтра вы мне. Как? Об этом мы
как-нибудь обязательно поговорим, но в другой раз. А сейчас до
свидания, был рад с вами пообщаться.
Уф, наконец-то ушел, можно и отдохну-уть. Кстати, время
обеденное, надо бы к супруге пройти, вместе и откушать.
- Кола! – Жан позвонил в колокольчик, вызывая секретаря.
Шевалье де Сите неполных двадцати лет от роду был рекомендован
для этой работы супругой, приходился ей каким-то дальним
родственником, был черноволос, долговяз, худ, смышлен, аккуратен и
беден как церковная мышь.
Своему благодетелю он был обязан буквально всем, от роскошных
костюмов до изысканной шпаги дорогой толедской работы. Лишь дешевые
четки, как память о родителях, оставил себе молодой человек из
всего с позволения сказать имущества, которым владел до того, как
впервые вошел в этот дом. Потому на начальника он смотрел преданным
взглядом, прекрасно понимая, что второй раз такая синекура ему не
выпадет никогда.