— Вот эти попробуй.
Он сгрузил дрова на пол и, оттащив от стола стул, сел и
уставился на меня тяжелым, немигающим взглядом. А глаза-то снова
краснотой наливаются…
Мать-Создательница! Руки дрогнули. Что, если у меня не
получится? Так ведь и работу потерять недолго!
— Чего ждешь? — поторопил меня граф.
Я постаралась скрыть волнение, присела перед камином и принялась
складывать поленья. Это только на первый взгляд кажется, что все
легко и просто, а на самом деле целая наука. Оно ведь как? Если
камин для красоты и уюта разжигают, тогда дрова нужно шалашиком
устанавливать. Правда, они прогорят быстро и тепла почти не дадут.
А вот для отопления поленья по-другому укладываются. Вниз, вдоль
топки очага — самые толстые, дубовые, второй слой — из коротких
буковых полешек. Он поперек кладется и должен быть чуть потоньше.
Потом нужно еще одно дубовое полено положить, а уже сверху, к самой
стенке — щепу. Так камин долго гореть будет, и тепло по всей
комнате разойдется. Этой науке меня Паница научила.
Сухие щепки занялись мгновенно — затрещали, застрекотали,
загалдели. Огонь весело перекинулся на дубовое полено, лизнул
буковые полешки.
— Кто тебя научил так дрова складывать? — будто подслушав мои
мысли, спросил арн.
И как мне ему ответить?
— Отец?
Я отрицательно покачала головой.
— Брат?
А граф настырный! Вон, как цепко глаза смотрят. И отсветы в них
багровые появились.
— Наставник? — не унимался лорд Крон.
Я кивнула. Так и есть, только не наставник, а наставница.
— Читать-писать умеешь? — последовал следующий вопрос.
Я утвердительно мотнула головой.
— Занятно, — словно про себя, заметил граф.
Он продолжал буравить меня взглядом, а я, вместо того чтобы
опустить глаза, уставилась на арна и застыла, снова застигнутая
врасплох тем, что творилось в сине-алой глубине. Недовольство,
настороженность, интерес, раздумье — там было так много всего… И
меня в сердце будто ударило что-то. И захотелось ближе подойти,
ладонью по небритой щеке провести…
— Значит, так, — резко сказал арн, и я очнулась. — Чтобы я этого
рванья больше не видел, — он брезгливо скривился, разглядывая мою
штопаную рубаху. — Плачу вам по тридцать стависов, а выглядите,
словно нищие оборванцы.
У меня от удивления глаза на лоб полезли, и все мысли глупые
будто волной смыло. Какие тридцать стависов? Да я таких денег уже
сто лет в руках не держала.