– Нора Робертс? Она пишет о всяких там страстях с разрыванием лифчиков, разве не так?
Возле их столика появился Блэйр.
– Я только оставлю вот тут счет.
Он положил листок рядом с рукой Арнольда.
– Но вам некуда спешить, так что…
Блэйр умолк на полуслове, увидев раздраженные, прищуренные глаза Микки. И нервно откашлялся.
– Я хотел сказать, что рад буду подойти, как только понадоблюсь вам.
И, бросив на Микки встревоженный взгляд, он отошел на свое обычное место, откуда наблюдал за официантами.
Поспешное отступление Блэйра напомнило Микки, что надо следить за выражением лица, но когда она посмотрела на Арнольда, то поняла, что тревожиться ей не о чем. Арнольд на нее не смотрел. Он, нахмурившись, изучал счет.
– Что-то не так? – спросила Микки.
Он придвинул к ней листок.
– Нет, никаких проблем. Я просто подсчитывал свою часть платы.
– Простите?..
– Ну, это ведь вы заказывали закуску. И вы выпили на один бокал вина больше, чем я, да и ирландский кофе определенно не дешевое удовольствие.
Не веря услышанному, Микки моргнула и поняла, что утратила дар речи.
Арнольд достал из бумажника купюру в двадцать долларов и две десятки.
– Это моя часть, вместе с чаевыми. Вы как обычно платите, наличными или кредиткой?
Микки внезапно расхохоталась.
– То есть вы хотите, чтобы я заплатила половину за ужин?
– Разумеется, – ответил он абсолютно спокойно. – Времена меняются. Нынче к женщинам положено относиться как к равным. И я всего лишь проявляю необходимое уважение.
– Отлично, – кивнула Микки, все еще смеясь.
Она чувствовала, как в груди вскипает гнев. Замечательно. Прелестно.
– Да, отлично. Итак, доктор Ашер… ведь к вам положено обращаться именно так, да?
Он кивнул с некоторым смущением.
– Хорошо. Я просто хотела удостовериться. Итак, доктор Ашер… Это вовсе не проявление уважения ко мне – рассуждать о том, что нынче женщины изменились. Как раз наоборот. Мне плевать, какой год стоит на дворе. И если это свидание – а мне именно так и показалось, – то дело чести и проявление хороших манер для мужчины – заплатить за ужин леди. Вот это уважительно. Но вам этого не понять, потому что абсолютно ясно: женщин вы не уважаете. И ваши слова о том, что якобы любят читать женщины, так же высокомерны, как и ваше откровенное пренебрежение женщинами-писательницами.
Микки сунула руку в сумочку, достала три двадцатидолларовые купюры и с размаху положила их на счет.