– Не кричи, – шепнула она, пытаясь справиться с дрожью в руках, и потянула за скотч.
Тот оторвался с противным треском, но женщина сдержалась, не закричала.
– Прошу тебя, – не столько шепнула, сколько прошелестела она, – помоги мне, ради бога. Не бросай меня тут.
– Тебе надо уходить. Нужно бежать отсюда, – Наоми бросила взгляд на дверь в погреб. Что, если он вернется? Что, если тот страшный мужчина, который выглядел как ее отец, застанет их здесь?
Она попыталась развязать веревку, но не справилась с узлами. Схватив фонарик, Наоми принялась осматривать погреб.
Узкий луч выхватил из темноты бутылку спиртного. В их доме не водилось и капли алкоголя – отец бы не потерпел такой распущенности. Свернутая в кольца веревка. Старое одеяло, фонарь. Журналы, на обложках которых красовались обнаженные женщины. А еще… Нет, только не это! Фотографии других женщин, налепленные на стены. Все как одна без одежды. Руки связаны, на лицах кровь, в глазах застыл ужас.
И другие женщины, смотревшие в камеру остекленевшим взглядом.
Старый стул. На полке, прибитой к стене, ряды консервных банок. Куча тряпок – нет, порванной одежды. Все в пятнах крови.
Наоми отчетливо уловила запах свежей крови.
А еще ножи. Не два и не три. Много.
Стараясь не думать, изгнав из головы все мысли, Наоми схватила один из ножей и принялась резать узел на веревке.
– Только не кричи. Пожалуйста, не кричи.
Она случайно задела кожу, но женщина даже не вскрикнула.
– Быстрее, прошу тебя. Поспеши. – Пленница с трудом сдержала стон, когда ее руки безвольно упали вдоль тела. – Господи, как же больно.
– Не думай об этом, лучше не думай об этом. Когда думаешь, болит сильнее.
Думать и правда было невыносимо больно. Она постарается забыть про кровь, про ужасные снимки, про кучу тряпок, бывших когда-то одеждой.
Наоми усердно резала веревку, которая стягивала ноги незнакомки.
– Как тебя зовут?
– Меня? Эшли. Я – Эшли. А он? Кто он такой? Где он сейчас?
Не то что сказать, даже думать об этом было трудно.
– Он уже дома. На улице гроза. Слышишь?
Она тоже дома, сказала себе Наоми, вновь берясь за веревку. Дома в постели, а все остальное – кошмарный сон. Нет и не было старого подвала, где пахнет мускусом и кровью. А главное, нет ни женщины, ни того страшного мужчины. Очень скоро она проснется и увидит, что была гроза и гроза эта освежила все вокруг.