– Волошин, что ты плетёшься, как дохлая лошадь, на тебя ж девки смотрят, – цедил сквозь зубы Костенко, подбежав к отставшему матросу. – Форму не позорь! Давай автомат и бегом в строй!
Реактивный дивизион возвращался с полигона, сегодня были стрельбы, они не удались, поэтому мрачный, как грозовая туча, комдив – грузный мужчина, лет сорока, на котором камуфляж трещал по швам, зычно кричал с бронетранспортёра, медленно ползущего по песку вслед за бегущими морпехами:
– Я вас научу, как мишень от неба отличать. Не хотите стрелять, значит, будем бегать.
До расположения части от полигона было километров десять, большая часть пути проходила по берегу моря, сверкающего лазурной синевой и бликами нещадно палящего солнца. Сапоги вязли в песке, но дивизион браво бежал по пляжу мимо восхищенно смотрящих отдыхающих. Однако вскоре комдив приказал свернуть в лес, который нескончаемым забором тянулся вдоль песчаной прибрежной полосы, там бравады поубавилось.
– Всё, больше не могу, товарищ прапорщик! – упав под ближайший куст, простонал Волошин.
– Можешь! Ты себя плохо знаешь, матрос, нет такого слова «не могу», есть «надо», поэтому ноги в руки и вперёд!
Волошин с трудом поднялся и, пробежав несколько метров, опять упал.
– Кривко! – крикнул Костенко, бежавшему рядом двухметровому сержанту.
– Я, товарищ прапорщик.
– Возьмите этого на буксир, а то сегодня весь день будем искусство бега осваивать, видишь, комдив какой злючий!
– Есть! – Кривко окрикнул матроса огромного роста и, подхватив упавшего морпеха под руки, они потащили его за собой.
– Спасибо Вам, товарищ прапорщик! – бледный, как поганка, Волошин взял автомат у Костенко после финиша. – Без Вас я бы помер.
– На то мы и морпехи, чтобы выживать там, где лучше умереть.
– Умирать не хочется, хотя там, в лесу я был не прочь, чтобы больше не мучится.
– А если в Ад попадёшь, я слышал ты у нас верующий?
– Какой я верующий, это мамка у меня, она верующая, а я так – не определившийся, – с грустью сказал Волошин и добавил, – Ада нет, там ничего нет, я сам в Библии читал.
Костенко вздохнул и сказал, обращаясь к юноше на фото:
– Теперь то, ты определился, Сашок?
Крепкий порыв свежего ветра со стороны моря, как глоток холодной воды в жаркий день, взбодрил уставшее тело, прапорщик снял чёрный берет с головы и зажал его в кулаке, потом медленно перешёл к другой фотографии. Озорная ухмылка, чёрные усы, нос картошкой и хитрый прищур глаз невольно заставили улыбнуться грустного морпеха: