– Кляча какая-нибудь.
Он махнул рукой, чтобы ей дали стакан пива, и так:
– Еще чего-нибудь. – А сам, разумеется, понимал, что отвечать всё равно когда-нибудь придется.
Поэтому перебрал сначала в уме всех известных ему кляч, как-то:
– Людмила Гурченко, Ирина Куп, Лия Ах.
– Кто это? – вот в чём вопрос решил он. Ибо.
Ибо, ибо. Боялся, что это все-таки Лия, с которой справиться будет легко, как с актером-актрисой исполняющей роль Петуха на театре, но:
– Как потом с ней жить? – вот в чем вопрос. А может прицепиться, что не оттащишь, как Тетю после мясного холодильника от селедки под шубой, особенно, если картошку, свеклу и морковь не варить, а запечь в духовке в фольге минут пятьдесят.
Медиум:
– Это не соцреалистическое произведение, где если что делается, то:
– Делается всегда. – Чтобы было типично.
И наоборот. Что значит, наоборот?
А вот наоборот, как раз и произошло.
Михаил Маленький, несмотря на ужасающие предчувствия, попросил ее поклясться – так и не попросив – как боец азиатского фронта на поприще строительства женских общежитий вообще, и для Катерины Матвевны в частности:
– Показать личико, – ибо.
Ибо попросишь одну, а показать может другая, как-то, вовсе не незабвенная Катерина Матвевна, а:
– Гюльчатай. – А ей лет-то сколько? Так и напишут незаслуженно на спине ночью:
– Владимир Набоков, – а ведь я до сих пор жалею, что занимался, как и он, и более того, в четырехкратном увеличении того объема, который был положен в целях необходимости учебного процесса – этим делом:
– Накалывания живых существ на металлические копья, – пусть и маленькие, но для них вполне достаточные, чтобы так и быть засушенными:
– На всю оставшуюся жизнь.
– Их бин, – начала она и тут же добавила безо всякого геройства:
– Я соглазна.
– Я пока что не почувствовал никакого соблазна, – не понял Михаил.
– Так говорил мой друг, май диэ чайлд Сирано де Бержерак, – чуть-чуть раскрылась леди.
– Вы намекаете, что похожи на Графиню Эрнеста Хемингуэя в большой зеленой шляпе?
– Вы боитесь посмотреть мне в лицо? Не бойся, я не заразная.
– Да не в этом дело! – махнул рукой Михаил, а сам все равно не посмотрел на нее.
– А в чем? Вы боитесь, что я смерть?
Он не успел ответить, так как нечаянно упал со стула, который, как известно, в баре очень высокий. Точнее, чуть не упал, ибо дама протянула ему свою твердую, как у стиральной машины в роли жены Семена Захарыча Сладкого – как считают некоторые: