За экстремальными условиями дело не стало, я получил распределение для прохождения интернатуры на Южно-Уральскую железную дорогу. А вот с мечтой о кардиохирургии скоро пришлось распрощаться.
Когда мы с женой, которая также была молодым врачом, прибыли в Тынду, выяснилось, что здесь мы особо никому не нужны. Только спустя несколько недель из отпуска вышел начальник врачебно-санитарной службы, женщина лет пятидесяти, от которой теперь зависела наша дальнейшая судьба.
– Кем хотите быть, молодые люди?
– Я – кардиологом, жена – неврологом.
– Не получится. Кардиологи у нас есть. Я предлагаю вам, – обратилась она ко мне, – стать неврологом, а ваша супруга пока поработает терапевтом.
Хорошо терапевту, думаю я теперь. К нему приходят с болезнями, в которых легко разобраться. Выслушал жалобы на кашель или на другие вполне определенные симптомы, затем послушал, пощупал, отправил на обследования, и человек возвращается с уже вполне определенным диагнозом: бронхит, пневмония, язва…
Голову себе ломать не надо, потому что имеются предписанные «сверху» стандарты, как лечить. Назначил что положено, и человек выздоравливает. Выздоравливает в сроки, предопределенные природой его болезни. И нет у терапевта никакой нервотрепки.
Такие завистливые мысли возникают порой тогда, когда я вновь сталкиваюсь с пациентами, которые сами уже не верят в собственное выздоровление, перепробовав множество лекарств и методов лечения от так называемой ВСД. Некоторые пациенты приходят к нам уже на последнем издыхании, и в их глазах читается: «Ты давай, лечи мою особенную болезнь, название которой другие врачи мне уже определили, а я посмотрю, что из этого выйдет. У других-то не получилось».
«Замученные» болезнью, обследованиями и врачами люди приходят к нам порой от безнадежности – попробовать новое лечение и в очередной раз убедиться в том, что их «особенная болезнь» неизлечима.
Человека уже «просветили», что его болезнь врачам понятна, определена исчерпывающим диагнозом «ВСД», вызвана тревогой, и именно эту тревожность необходимо лечить.
При всем этом я понимаю, что врач, который назвал так его болезнь, подразумевал только одно – отсутствие какой-либо болезни. Никакой патологии он не обнаружил. Под этим термином подразумевался всего лишь невроз, возникший от внутренней распущенности.