Я не бежала. Пусть сердце кололо иглами, а воздух с трудом
удавалось протолкнуть сквозь пересохшее горло… Я не бежала. Я шла в
свои покои так, будто нет ничего и никого, кто бы мог поколебать
мое спокойствие.
А после… Тина и Марон усадили меня в глубокое кресло, откуда-то
появилась огромная кружка с горячим шоколадом и пузатая банка с
печеньем.
Меня отпустило. Я поставила кружку на пол, и Гамильтон
немедленно приступил к дегустации.
– Это было сильно, – негромко сказал Марон.
– Это была пощечина, – усмехнулась Тина.
– Я наследую отцу, – хмуро произнесла я. – Миледи Фоули-Штоттен
соизволила повторно забеременеть только от своего нового ухажера.
Они надеются прибрать баронство. Дураки. Ни в ком из них нет крови
Фоули.
– А Штоттен? У вас ведь двойная фамилия?
– Десять поколений назад не было баронства Фоули-Штоттен, – я
улыбнулась, вспоминая семейную историю, – а были две семьи. В одной
из стычек дева из рода Штоттен встретила наследника Фоули. Они
возненавидели друг друга с первого взгляда. Но шли годы, и когда
деву Штоттен уже хотели объявить старой девой и отправить в
монастырь… О, мой далекий предок был в гневе! Он по бревнышку
раскатал ту церковь и похитил мою далекую прабабку. А она, назло
своим дальним родственникам, просила Правителя объединить земли.
Так маг и колдунья стали бароном и баронессой Фоули-Штоттен. А
благодаря их внучке во главе баронства может встать и женщина.
Тут я вздохнула и честно добавила:
– Если докажет, что ее дар силен и стабилен. Вот в поисках этой
стабильности я и пришла в столицу. На самом деле там, дома, у меня
был хороший наставник. Он позволял мне жить у себя, потому что в
замке было жить невозможно.
– Невозможно, – подтвердил Гамильтон и сел, – я был призван,
чтобы защитить маленькую леди. Но даже я не мог справиться.
– Я по глупости дала клятву не вредить любовнику миледи
Фоули-Штоттен. Дай сюда морду, она же вся шоколадная!
– Это потому, что я тот еще сладкий пряничек, – оскалился пес,
передразнивая сюсюканье одной из придворных дам, что столкнулась с
ним на том самом Весеннем балу.
– Кстати, о пряничках, – я вздрогнула, – Журжика кто-нибудь
забрал из музыкальной гостиной?
Марон посмотрел на Гамильтона, Гамильтон на Марона, а после оба
уставились куда-то за окно. Понятно.
– Зачем вы вообще его брали? – с изрядной долей раздражения
спросила я.