– Скоро я это узнаю. – Митар дернул плечом. – Уверен, не пройдет
и трех дней, как леди Тарлиона притащит своего полюбовничка.
А я только кивнула. И усмехнулась: моя детская месть сбылась. У
него больше не было имени. Любовник, полюбовничек, ухажер
– несколько десятков эпитетов, и все. Почему? Потому что это был
мой первый приказ, отданный именем погибшего отца. И люди
поддержали меня. Хотя сейчас, спустя несколько лет, я вижу, что
решение было мелочным.
– Я вот думаю, – Митар прищурился, – может, оставить лазейку в
приграничных щитах?
– Зачем? – поразилась я.
– Чтобы кое-кто мог навестить кое-кого.
Вначале я запуталась во всех этих «кое», а потом… Вспыхнув,
резко произнесла:
– Что бы ему тут делать? Полагаю, в столице дел достаточно.
«И если бы он хотел, давно бы пришел: леди Змейка путь открыла
бы», – добавила я про себя. И поежилась:
– Сквозняк.
– Побойся Богов, – возмутился Митар, – на кухне натоплено так,
что дышать горячо.
– Оттого и сквозняк так остро чувствуется, – упрямо возразила
я.
И украдкой покосилась на свои ногти. Нет, трупной синевы
нет.
– Как скажешь. – Он пододвинул мне свою розетку с вареньем. –
Ешь, помню же, что любишь. Что будем делать с рутиной?
Рутиной на Окраинах называют боевые вылазки за стену. И я,
выбрав из розетки Митара все вишенки, спокойно сказала:
– Сегодня вечером мы с Гамильтоном отправимся на разведку.
Пройдем вдоль Гиблой Рощи до Свечи, оттуда оценим пересветы. К утру
вернемся.
– Хороший план, – согласился Митар.
– Пока что я буду выходить с твоими людьми. И одновременно начну
собирать свой отряд, – пожав плечами, я допила остывший чай, – так
что рутина была, есть и остается рутиной.
– И то верно, все придумано до нас, так зачем портить то, что
работает уже несколько столетий?
Попрощавшись с Митаром и Тарией, я вышла наружу. Сыто
отдувающийся Гамильтон следовал за мной: он, оказывается, успел
приговорить небольшой тазик пирожков. Тетушка их специально для
него отложила.
Подставив лицо теплым солнечным лучам, я тихо вздохнула.
Возвращаться домой не хотелось: на улице холод отступал.
Скапливался на кончиках ногтей и дремал, ждал удобного момента,
чтобы впиться и пронзить до самых костей.
– Хочу сказать, что после пирожков с мясом очень трудно
двигаться, – лениво произнес Гамильтон, неспешно трусивший
рядом.