– Да, – Ауэтари склонила голову набок, – проклятый клинок вновь
на свободе – это не может не пугать.
– Да. Доброй ночи.
Выходя, я краем глаза увидела, как Ауэтари взглядом раздвигает
занавеси и запрыгивает на свою подушку, после чего с ворчанием
крутится вокруг своей оси и только после этого укладывается.
«Потому что должно быть удобно», – вспомнила я объяснение
Гамильтона.
Что ж, мне удалось убедить Ауэтари в необходимости исследовать
баронство и слухи, по нему курсирующие. Осталось только обсудить
это с Гамильтоном. И тонко намекнуть, что это его шанс. Впрочем, до
Гиблой Рощи путь неблизкий, успеем обсудить!
Взбежав по лестнице, я нашла своего компаньона в кабинете. Он
уже сменил шелковый жилет на плотную кожаную накидку.
– Не хочу, чтобы ты поранилась о мою шерсть, – пояснил он.
– Раньше не ранилась, – нахмурилась я.
– Линяю, – вздохнул Гамильтон, – шерстинки теряют крепость и
остроту на пятый-шестой день.
– Так вот чем я ночью ногу наколола, – ахнула я.
– Прости.
– Нестрашно.
Мы с Гамильтоном перепроверили наше снаряжение, после чего вышли
наружу. Это первый раз, когда мы отправляемся на разведку в
одиночестве. Остановившись, я зачерпнула крохотную искорку силы и
направила магию к глазам. Уже стемнело, и без колдовства я буду
слепа, как слеп обычный человек в ночном лесу.
– Я все. Идем?
Мой компаньон чуть замешкался и бросил долгий взгляд на дом.
Точнее, на темное окно гостиной, которая сейчас превратилась в
спальню Ауэтари.
– Ты счастлив? – тихо спросила я, когда мы все же вышли за
ворота.
Мой компаньон искоса на меня посмотрел:
– Не так чтобы сильно, но я хотя бы знаю, что она в
безопасности. Я слышал, ты получила послание от Кристофа?
– Да, – я криво улыбнулась, – он, оказывается, хорошо рисует.
Вот только я и близко не представляю, в безопасности ли
он...
– Он воин, – Гамильтон резко увеличился в размерах, не забыв
растянуть и свою накидку, – он не чурался авантюр и тогда, когда
был Правителем. Думаю, сейчас он делает все то, что давно
откладывал.
– Ты меня так успокоил, спасибо. – Я запрыгнула на спину своего
компаньона, и он, сдавленно крякнув, проворчал:
– Не за что. И прекращай грустить, а то я скоро тебя не
подниму.
– Разве грусть утяжеляет человека? – рассмеялась я.
– Грустный человек начинает есть больше, чем должен, – объяснил
Гамильтон, – ты вот на сушки налегла. И результат на моей спине! С
неделю назад, во дворце, твой вес был другим.