Колонна двигалась не быстро – километров около тридцати в час,
но более-менее-организованно. Во всяком случае, за небом было
организовано наблюдение, да и бойцы, почувствовавшие вкус первых
побед, вели себя уверенно, что не могло не радовать.
Вдоль дороги то и дело попадались следы войны: то расстрелянная
с воздуха одиночная машина с польскими номерами и трупами в военных
мундирах в кабине, остов старенького польского сгоревшего
бронеавтомобиля, то тела в гражданском, лежащие в беспорядке возле
пары телег и бричек – асы люфтваффе не особо стремились
разобраться, кого бомбить, оттачивая своё мастерство на беззащитных
целях.
Впрочем, война велась не в одни ворота – у одного из поворотов
все с радостью обнаружили «воткнувшийся» в землю и сгоревший
«Мессер» с чёрными крестами на фюзеляже. Да и остовы германской
техники стали попадаться всё чаще и чаще: то застывшая на обочине с
открытыми дверьми неброская легковушка, однако, с номерами «WH -
…», относящимися к Вермахту, то парочка грузовых «Опелей» на
прострелянных колёсах и с побитыми стёклами, с наспех намалёванными
белыми медведями на бортах кузовов и дверях кабин. Разок даже
попалась пара подбитых германских лёгких танков PZ.1.
Но больше всего меня удивило, когда от одного из перелесков,
прямо через поле в нашу сторону, поднимая столбы пыли помчался
окрашенный в серый цвет армейский мотоцикл. Мы как раз в это время
стояли у Т-образного перекрёстка, пропуская идущую нам навстречу
колонну из десятка различных подвод, перевозящих раненных в
сопровождении десятка улан.
Я потерял было из вида мотоцикл, но он неожиданно резко выскочил
на дорогу, и, обдав дымом из выхлопной трубы нос одной из лошадей,
умудрился протиснуться между подводами и остановиться возле моего
танка.
Какого же было моё удивление, когда я опознал в молодом
командире в пропыленной форме, стянувшим с глаз мотоциклетные
очки-консервы, отделившегося вчера от батальона своего офицера
разведки и тактики батальона – подпоручика Северена Маршалека,
командира одной из посланных вчера на запад конно-механизированной
группы.
Вид у подпоручика был, что называется, боевой.
Дорожная пыль, казалось, въелась в молодого двадцатилетнего
офицера, состарив его на пару лет. Некогда по-щегольски скроенная
из дорогого материала полевая форма успела потерять свой былой лоск
и слегка пообтёрлась. Сам же офицер был перепоясан ремнями
портупеи, на которой было закреплено огромное количество
непредусмотренных уставом вещей. Помимо полевой сумки и кобуры с
пистолетом, я обратил внимание на длинный немецкий кинжал в ножнах
и брезентовый подсумок на три магазина к пистолет-пулемёту. Из-за
ремня торчали сразу три немецкие гранаты-колотушки и рукоятка точно
такого же как у меня трофейного пистолета «Люггер». Из-за спины,
стволом вниз торчал трофейный пистолет-пулемёт МР-38.