…
Вздыхал-лязгал станок, звякали-катились в ящик-контейнер
специфические шайбы. Направлял верной и точной рукой лист железа
человек в дырявой спецовке, подправлял неловкой левой рукой, и шло
дело. Голова что-то себе начала думать: между сменами пошел,
договорился насчет досок, зашел в столярку.
— Слушай,
Митрич, ты как-то нормально спросить можешь? Мне же для дела не
жалко. Но ты ж смотришь, словно сейчас за кадык возьмешь. Так и
тянет тебя киянкой по лбу двинуть. В целях предупредительной
профилактики.
— Это после
ранения. Не серчай, я же взглядом управлять не особо могу.
Засверлиться есть чем?
— Да
найдем…
Сделали
подкатные ко’злы, удобства сразу прибавилось, не нужно легкий, но
прогибающийся лист руками на весу крутить, точнее работа идет. К
трем другим станкам приспособили усовершенствование, товарищу
Иванову символическую рационализаторскую премию выписали и
внеочередной робой поощрили. Пробовали сманить в столярный цех –
спец виден. Но Митрич отказался. Знал, что ненадолго здесь. Рука
разрабатывалась – цеховая физиотерапия, или как там ее
по-медицински правильно обозвать – великая вещь.
Прохладно
стало уже и здесь, на югах – шел Иванов по улице, подумывал о
кепке. Видимо, когда голова пустая, она больше мерзнуть начинает. А
может, возраст….
Совсем себя
стариком чувствовал Дмитрий Дмитриевич Иванов. Но это чувство
требовалось отложить, поскольку медкомиссия может бдительность
проявить.
Военкоматский старлей рассматривал жеваные справки и
выписки, мятую красноармейскую книжку.
— У тебя до
переосвидетельствования медкомиссии еще почти полгода. Может,
долечишься? Успеешь в действующую-то.
— Чего
ждать-то? Я одинокий, рука прошла, разработалась.
— Совсем,
что ли, разработалась?
— Да почти.
Забирайте на фронт, чего там смотреть-думать.
— Смотри,
не мальчишка, сам знаешь, каково там.
— О чем и
речь. Должок мне нужно отдать.
— Это
серьезное основание, – старший лейтенант начал выписывать повестку.
– Значит, считай, опять добровольцем?
— Ну, дык
привычка.
На заводе
рассчитался, медкомиссию проскочил со свистом, постригся товарищ
Иванов в последний раз на свои кровные, и первым прибыл в команду
мобилизованных.
…Эшелон,
шуточки характерные, новобранцы со своими сомнениями и нервами.
Знакомое дело. Знал Иванов, что едет в одну сторону, но на сердце
определенно стало легче. И в голове что-то начало появляться. Фронт
– он творческого подхода требует, там по глупому заканчивать
нельзя. Опять же старое гадание припомнилось.