Лез на молодую липу Митька, ухватился за ветвь, бессильно
пытался подтянуться, в листве укрыться, да сил мало, только
грязными пятками дрыгал. Что-то сказал поляк, гыгыкнули его
товарищи. Юный беглец к ним спиной висел, не видел. Но услыхал,
панически задрыгал ногами – ой-ой! улезть, спрятаться…
Отвлек недурно.
Когда бойцы из-под куста враз метнулись, на крупы лошадей
вспрыгнули, поляки так же враз вскрикнули – больше не испуганно, а
удивленно, и даже с возмущением. А пора было пугаться – когда у
тебя за спиной оказался человек, полный пролетарской,
красноармейской, да и просто человеческой голодной ярости – так
самое время тебе пугаться.
У Чижова был ножичек – невеликий, карманный, чудом от обысков
утаенный. И Игната заточка, типа шила из гвоздя, грубо в деревяшку
оправленного – бил в бок поляку, а тот только охал, локтями
отбрыкивался. Плясала под седоками изумленная лошадь…
…Митька упал с ветки, нащупывая в кармане свое оружие,
смотрел…
..Чижов управился – хрипел, булькал кровью из вскрытого горла
поляк в седле перед ним. Дико кричал свободный жолнер, пытался
острием сабли достать заросшего красноармейца, да Чижов уклонялся в
седле, хладнокровно прикрывался еще не помершим врагом. Тут оба –
поляк умирающий и его убийца – начали на землю с седла сползать.
Ошалевший целый поляк с саблей – глаза выкачены, орет невнятно –
бросил этих, двинул коня на помощь другому пану. Игнат всё сидел за
своим толстым врагом, намертво вцепившись страшным, тощим, заросшим
как папуас, клещом, наверное, уж в десятый раз бил шилом. Поляк в
его руках мотал головой, фуражка свалилась, от ужаса лицо аж
нечеловечье, но помирать не собирался.
— Не лезь, гадюка! – страшно заревел Игнат, оборачиваясь к
свободному поляку, вздымавшему за спиной дерущихся саблю.
Вовсе одичали и спятили обессиленные красноармейцы. Но видно, то
безумие заразно было. Поляк завизжал, вдруг бросил саблю, принялся
скидывать из-за спины винтовку.
— Да чо ты, паненок… – рассудительно сказал из-за лошади Чижов –
он успел встать на ноги, предусмотрительно прихватив повод
пятящейся свободной кобылки. И уже с оружием. Клинок сабли в руках
красноармейца пошел без изысков, на укол. Дотянулся. Верховой
поляк, все возившийся с ремнем винтовки, вскрикнул. Игнат крякнул,
ткнул повторно – теперь острие сабли вышло из груди жолнера, тот
глянул на себя, жалобно заверещал. Испуганная лошадь шарахнулась,
унося запрокидывающегося всадника….