— Мить, коня, коня держи! – закричал Чижов.
Митька, сжимающий в руке крышку консервной банки – край отточен,
полоснуть по горлу еще как можно – бросился ловить повод.
— Вот же история с географией, – сердито бормотал Игнат, снова
втыкая шило теперь уже под челюсть «своему» жолнеру – тот наконец
ослаб, выронил саблю.
Осталась за спиной роща, вытоптанная трава меж дубов, раздетые
догола тела жолнеров. А лошади уносили беглецов к речушке, к
зарослям камышей. Там скрыться не выйдет, нужно дальше, но пошел
фарт, пошел же, а?!
…Прижимал к себе ворох шмоток Митька, бил пятками в бока
упрямящегося каурого мерина. Переодеться бы, обуться, оружие
глянуть. Но некогда…. В лагере схватку в роще видеть не могли,
выстрелов не слышали, думают, что беглецы дальше тиканули и жолнеры
их на поле за рощей ловят, малость завозились. Но сообразят, что
дело неладно, выедут глянуть, тут каждая минута на счету….
***
Уходили, путали следы до утра беглецы. На восток коней гнали,
частью по воде. Всё одно найдут: как слух пройдет, так вся округа в
облаву двинется. Нужно иным курсом идти.
На рассвете лошадей убили. Жалко было, слов нет. Не так самих
коней, как ноги собственные слабые, и то, что пожалуй, недалеко
уйдешь. Но имелся план – еще с Гончаром его составляли,
обдумывали.
— Хоть мяса возьмем вдоволь, – сказал Игнат, вытирая саблю. –
Митька, главное, ноги не сбей. Сапоги новые, им разнос нужен. А
тебе еще и портянка тройная. И главное, если потеряемся – помнишь
куда идти?
— Да брось, парень не хуже нас соображает, – Чижов блаженно
затянулся панской папиросой. – Во – в роще на суку висел, чистый
театр.
— Это да, прям Мозжухин[6]. Трагический талант! – подтвердил
Игнат.
Посмеялись. А дальше поводов для веселья было не то чтобы
много.
***
Шли только ночами, шли на север. По слухам, вроде точным,
остатки отрезанной 4-й армии РККА прорвались к границе и ушли
интернироваться к немцам[7]. Как оно там все прошло, было не очень
понятно, но идти на восток было попросту невозможно: и далеко, и
искать именно там будут. Карты нет, да и кто-где на фронте позиции
нынче занимает - абсолютно неизвестно. Ляхи врали, что до Москвы
дошли, но то у них в крови – надуться жабой и обпердеться.
Те ночи для Митьки Иванова в одну-единую слились. Ноги опять
опухли, болели непрестанно, дождь, считай, каждый день, холодно.
Днем костер считанные разы разводили – когда место дневки надежным
оказывалось. А так – потник за подстилку, да френч жолнерский –
одеялом. Чего им, сволочам, стоило в шинелях за беглецами выехать?
Ладно, хоть белье теплым оказалось, благодарствуем, паны
жолнеры.