Но царю вдаваться во все подробности не только, как я уже
говорил, недосуг, но и не нужно, у него для того государевы люди
есть. А вот увидеть и оценить все выгоды и преимущества моего
предложения, как и представить, хотя бы в самых общих чертах,
затраты на его исполнение Фёдор Васильевич уж всяко пожелает.
Значит, моя задача в том состоит, чтобы как можно больше тех выгод,
преимуществ и затрат государь увидел в моём представлении, а не в
представлении тех, кому он спустит мою докладную. Спустит, замечу,
не для исполнения, а поначалу для ознакомления и оценки. Из этой
глубокой мысли со всею непреложностью последовали и две других:
во-первых, аргументация моя должна быть исключительно продуманной и
нацеленной именно на царя, а во-вторых, подавать государю докладную
записку я должен непременно собственнолично, дабы главные доводы в
пользу принятия моего предложения царь услышал именно от меня и
именно в том виде, в каком я их изложу. Потом пусть спускает кому
угодно, у самого государя мнение на сей счёт уже сложится, и задачу
тем, кому царь отправит мою докладную, он поставит не «разобраться
и доложить» вообще, а «разобраться, как лучше исполнить, и
доложить». Ну, я надеюсь, что поставит.
А раз так, то мне нужна встреча с царём, встреча довольно
продолжительная, чтобы у меня было время со всей убедительностью
рассказать государю о своём предложении. И чтобы таковая встреча
состоялась, предварительно надо встретиться с приятелем моим и
зятем Леонидом Васильевичем, раз уж он имел милость назвать себя
моим должником. Причём встреча с Леонидом должна состояться
поскорее, пока царевич пребывает в благостном настроении — известие
об освобождении Николая Погорелова из-под стражи он наверняка ещё
вчера получил. А не вчера если, то сегодня уж точно. Так, что там
мы с Варварой Дмитриевной обещали Леониду Васильевичу с Татьяной
Филипповной? Пригласить их в гости на чай? Пришла пора обещание
исполнять. Да, вот сегодня поговорю с Шаболдиным и определюсь,
когда звать дорогих гостей...
— О, Алексей Филиппович! — обрадовался пристав. — А у меня
новости!
Ну кто бы сомневался! Борис Григорьевич, человек, как я уже не
раз говорил, хороший, но вряд ли именно мой приход вызвал у него
этакую радость, тут я не обольщался. Повод для столь благостного
расположения духа у пристава был явно иным. Что же, вот сам сейчас
и поделится...