- Да уж, Димочка, - пробормотал я. – Хреновый из тебя сейчас
герой-любовник. И нищий. Цветы не купил. Из закуски – только
дешманские конфеты. А вместо дорогого вина несёшь девчонке убогий
псевдоиндийский чай. Стыдно, Димочка. Печально. Не выглядишь ты
девичьей мечтой. И убери с лица эту дурацкую ухмылку!»
***
Расписание автобуса, что шёл до пятой городской больницы, я
заучил наизусть. Уже затруднялся вспомнить, сколько раз
воспользовался этим маршрутом в этой, новой жизни. Ездил в том
направлении к Рихарду Жидкову (Зареченскому каннибалу) и на встречу
с Гастролёром (Горьковским душителем). Туда же направлялся, чтобы в
Пушкинском парке схлопотать револьверную пулю в грудь (и чтобы
спасти от удара молотком Свету Пимочкину). Теперь вот ехал в тот же
район в гости к Альбине Нежиной. С пакетом конфет и пачкой чая в
сумке. В этот раз не захватил с собой ни обрез, ни свинцовый кастет
(после встречи с Надей в парке я его не видел), ни даже будёновку
(скрывать свою внешность, пряча лицо за платком и суконным шлемом
со звездой, я не собирался).
Простоял на автобусной остановке не больше десяти минут.
Порадовался, что не прихватил цветы, когда протискивался вслед за
вечно спешившими пенсионерками в салон автобуса: решительные
советские граждане не пощадили бы букет – к конечной остановке я
добрался бы с растрёпанным веником в руках. Переживал за
сохранность конфет, пробираясь подальше от входа по заполненному
людьми проходу. Всё же они и в нормальном, не помятом состоянии не
выглядели подарочным вариантом. А вот за пачку чая не беспокоился:
изуродовать ещё больше её можно было только промышленным прессом.
Воспользовался локтями – добрался до середины салона. Лишь здесь
перевёл дыхание, повис на поручнях – уставился в окошко.
Рассматривал украшенные в честь грядущего праздника улицы (не в
честь восьмого марта или дня космонавтики – о них в этом году
словно позабыли). Отметил, что натянутые на домах баннеры
напоминали рекламу импортных газированных напитков (большей частью
были выполнены в той же цветовой гамме). Вот только в тысяча
девятьсот семидесятом году на них изображали не Санта-Клауса и не
сообщали, вместе с чем «к нам приходит праздник». А утверждали, что
торжество коммунизма неизбежно; что «Ленин с нами уже сто лет»; что
он «жил, жив и будет жить»; что «имя и дело Ленина – бессмертны».
Разглядывал витрины магазинов – тоже пестревшие ленинской и
советской символикой.