С каждой лопатой земли, засыпающей прошлую жизнь, из меня уходят последние силы держаться на ногах. Повисаю на Максе, сползая в мерзкую серь, удушающую, склизкую, затягивающую глубже, без возможности выбраться самостоятельно.
Сильные руки выдёргивают из зяби, делясь теплом, обволакивая спокойствием. Мерные покачивания, уносящие из этого ада, дарящие защиту, спасающие крупинки оставшейся жизни.
- Спи, малышка. Завтра всё изменится, - шуршит в волосах такой знакомый и давно забытый голос.
Спины касаются прохладные простыни, одеяло окутывает уютным коконом, прогибается матрас, и крепкие объятия сжимаются вокруг, пряча от дерьмового мира, унося в сонную марь.
Просыпаюсь с тяжёлой головой и той же неутихающей болью в груди. Я знаю, когда-нибудь это пройдёт, будет щемить, но перестанет драть по-живому, и теперь главное - дожить до того дня, когда о родителях смогу вспоминать с улыбкой.
Скольжу по потолку взглядом и не могу понять, что в нём не так. Незнакомые светильники, занавески, мебель, комната. Интерьер явно мужской и вряд ли принадлежит Максу. Опускаю ноги на пол, утопая в густом ворсе ковра и, покачиваясь, продвигаюсь к двери, судорожно вспоминая вчерашний день. Всё настолько смешалось в голове, что пульсация от напряжения отбивает по вискам. Надавливаю ручку и с грохотом вываливаюсь в коридор, успевая в последний момент выставить руку и не удариться лицом.
- Тебе нельзя ещё вставать, глупая девчонка.
Снова этот голос из вчерашнего сна, срывающийся на хрип. Снова те же руки, поднимающие и несущие в кровать. Боюсь открыть глаза и понять, что это всего лишь сон. За два с половиной года не забыла, не смогла излечиться, не сумела сделать следующий шаг.
- Не смей подниматься с кровати, - приказ, не подлежащий ослушанию.
Решаюсь, распахиваю глаза и обмираю. Дамир. Совсем не изменился с того июньского утра. Только шрам, пересекающий левую щёку, делающий его ещё мужественней. Он давит меня своей чернотой, в глубине которой подсвечивает нежность. Она еле заметна, или я придумала её сама.
- Тебе нужно поесть, Вероника, - от нежности не остаётся следа, одна подавляющая чернота.
- Не хочу, - шепчу, тратя последние силы, и подтягиваю одеяло к подбородку, отгораживая себя от него.
- Придётся, - металл в голосе, царапающий по нервам. Он отворачивается и идёт к двери, оставляя меня в замешательстве. Дамир здесь, со мной. Этого не может быть.