- Мир… Послушай… Это всё неправда… Я не изменяла тебе… Я люблю только тебя…
Мои слова тонут в чернеющем взгляде с всполохами злости и ненависти. Он берёт протянутый кем-то кнут, а у меня немеет язык. Я с детства боюсь физической боли, я даже зубы лечу под наркозом, а тут… Мотаю головой, умоляюще смотрю на него, но не получаю в ответ понимания и прощения.
Свист кнута разрезает воздух и пронзительной болью вспарывает платье и кожу на спине. В глазах темнеет, ноги подкашиваются, и я повисаю на руках. Удар за ударом. Я слышу, как трескается и расползается кожа, в нос бьёт металлический запах крови, стекающий по ногам. Не знаю, на каком по счёту ударе теряю сознание, но прихожу в себя всё в том же положении, а Дамир жёстко трахает меня у всех на виду.
- Сука! Блядь! Шлюха! Твоё место в борделе, тварь! В комнате боли! Тебя будут сечь и трахать по десять мужиков в сутки!
Он вбивается в моё истерзанное тело, оттягивает волосы, и выплёвывает весь этот кошмар. Кончив, он разворачивает меня к себе, сплёвывает в лицо и отходит к Марату. Они о чём-то спорят, после чего Мир снова подходит ко мне.
- У тебя сутки убраться из города! – шипит, подняв голову за волосы. – Останешься здесь, проведёшь короткую, но насыщенную жизнь в борделе.
Он уходит, а его помощник распоряжается отвязать меня и отнести в машину. Викторию Марат отправляет за обувью и одеждой, а сам возвращается в дом и выходит оттуда с бутылкой воды. Меня мутит от боли, от неверия, от ощущения своей беспомощности. С провалами сознания добираюсь висящей на руках до машины, расползаюсь животом по заднему сидению и пытаюсь удержаться хоть чуть-чуть в этой параллели. Боюсь закрыть глаза, и оказаться в том жутком месте, куда пообещал отправить меня Дамир.
- Зря ты встала на моей дороге, маленькая дрянь, - Вика льёт грязь медовым голосом, пихая в моё лицо пакет с одеждой. – Беги, сучка. Беги быстро и не оборачивайся. Надеюсь, ублюдка ты потеряешь…
Может, она хочет ещё что-то сказать, но её отвлекает Марат, отгоняя от машины. Он отворачивает крышку на бутылке, подставляет горлышко к моим губам, но скованное болевым шоком горло не пропускает ни капли. Кашляю, захлёбываюсь и всё-таки проваливаюсь в небытие.
Сознание возвращается вместе с рвотой. Хорошо, что я лежу на животе, а от тряски голова сползла с сидения вниз. Желчь попадает на пакет, валяющийся на полу, и я с трудом приподнимаю его. Как злая насмешка над моей жизнью, из чёрного пакета выпадают выброшенные вчера два теста. Сжимаю один в руке, подтягиваю к груди, второй пускай остаётся ему.