- Так ты ж баба одинокая, и ещё не сильно старая, вполне в соку.
Возле твоего бока и перезимовать можно, - Герасим, скотина, смотрит
и зубы скалит.
А друг его попробовал приобнять и получил осветительным шаром в
лоб, отскочил с обиженной рожей, заругался.
- Ты чего, баба? Давно тебя не учили, что ли? – придвинулся
Герасим, но руки придерживал, видимо, понимал, что тоже
получит.
В моей прошлой жизни в таком случае надлежало глянуть в глаза,
если человек стоял рядом, или набрать нужный номер телефона, если
не рядом, и спросить – а не ох*ел ли ты, братец? Именно в такой
формулировке. Почему-то на многих мужиков действовало быстрее и
результативнее приличных человеческих слов. Но в прошлой жизни за
моей спиной было много что, а здесь… только призрачное имя покойной
женщины, которого ни разу не слышали эти безмозглые сволочи.
Поэтому… наверное, не нужно нарываться.
Глянула на обоих, постаравшись вложить во взгляд мысль – стоять,
не двигаться, хотя бы недолго. Чесать затылки можно, сходить с
места нельзя.
Интересно, догадается ли Дарья позвать на помощь? Или она не
привычная к такому?
Я стремительно пошла по коридору – проведать, где там Марья.
- Мари, ты где? – спросила я по-франкийски.
- Госпожа Женевьев, я тут, - пискнула она из-за запертой двери
своей комнаты.
О. хорошо. Я проверила магические запоры на всех дверях малых
покоев по очереди – кладовка, она же винокурня, комната Дарьи с
Настёной, затем моя, затем Марьина.
- Мари, тебе как проще – сидеть в осаде или звать подмогу? –
продолжала я по-франкийски.
- Мне одной страшно! – она пулей вылетела в коридор, почти не
одетая, только с пуховым платком, да валенки натянуть
сообразила.
Ну, значит, так. Это с построением защиты у меня было слабо, а с
вызовом кого-либо – вовсе никак. Поэтому…
- Беги к Пелагее, зови мальчишек. А я к отцу Вольдемару.
Держа её за руку, я прошла через зал – нас увидели, но поздно
сообразили, мы оказались проворнее и выскочили на крыльцо. Запереть
их тут, что ли? А и запереть. Я успела на мгновение раньше, чем с
внутренней стороны в дверь ударил кулак.
И вот стоим мы, такие две, одетые не вполне для зимы – в
кафтанчиках, пуховых платках и валенках, на улице, под снегом.
- Так, лучше даже давай к Ульяне, она сообразит, и позовёт
Платона, и кого-нибудь ещё. А я до нашего святого отца, - потому
что если кто и способен образумить этих идиотов, так только он.