На вид
Герману лет тридцать пять - сорок, рослый, если не сказать –
здоровенный, с черной кудрявой шевелюрой и бородой, про которую
говорят «смолянистая», дорогом пиджаке и белоснежной рубашке,
распахнутой на груди, демонстрирующей такую же черную поросль.
Привлекали внимание золотые запонки, вышедшие из моды еще во
времена моего детства, зато нет ни массивных цепочек, ни перстней.
Национальность парня я тоже бы затруднился определить. Есть что-то
цыганское, но точно, что не цыган, хотя имеет золотые украшения -
чем-то похож на турка или на кавказца. Впрочем, говорит без
малейшего акцента, позволявшего бы судить о
национальности.
С Германом
я познакомился в Херсонесе, куда меня занесло в жару, если не в
сорок, то в тридцать восемь градусов, это точно. Как бы хотелось
побывать в Крыму осенью или весной, чтобы попрохладнее, но увы,
отпуск у меня только летом. Я передвигался мелкими перебежками,
стараясь находиться в тени, поминутно прихлебывал из бутылки, а
здоровяку любая жара была нипочем, даже рубашка не
взмокла.
Герману бы
в кино сниматься — играл бы арабских шейхов, цыганских баронов или
главарей террористов. Вот только, поверил бы этому зритель? При
такой внешности и комплекции от него прямо-таки физически исходила
аура дружелюбия и кошачьего обаяния.
Потом мы
сидели в ресторанчике на улице Древней, любуясь Карантинной бухтой,
рассказывая друг другу какие-то невероятные истории. Впрочем,
рассказывал, в основном, Герман, а я только вздыхал, сожалея, что
не смогу переложить все услышанное на бумагу — все равно никто не
поверит. Время от времени к столику подлетали официантки,
пожирающие нас взглядами (опять вру, пожирали они Германа!) и
притаскивали вино, не значившееся в винной карте. А все
закончилось, как и должно закончиться — мой новый знакомый кивнул
мне на прощание и исчез-таки в сопровождении одной из девушек. Я,
было, взгрустнул, предположив, что мне придется одному оплачивать
немаленький счет (не критично, но неприятно), но обнаружил, что
Герман не только успел все оплатить, но и оставить ресторанной
братии солидные чаевые. Мне бы, дураку радоваться, но есть свой
«пунктик» - терпеть не могу быть кому-то должным и никогда не
позволяю платить за себя. Вот, сейчас я скину на карту Германа
ровно половину того, что он заплатил, включая чаевые.