— Хайре, герой Эллады, — помахал я рукой своему, якобы, другу. —
У вас лекаря в команде нет?
— Так у нас Асклепий — лучший лекарь Эллады. А зачем тебе?
Я кивнул на «бездыханное» тело. Полубогу хватило нескольких
секунд, чтобы сориентироваться. Скинув с плеч и добычу и копье,
Геракл заорал, сжимая огромные кулаки:
— Да что ты творишь-то, приап собачий! Да тебя убить мало за
такое!
— А что ты на меня орешь, баран фиванский! — вызверился я,
хватаясь за котел, который только что вымыл. — Сейчас как дам по
башке, худо станет.
В эту минуту мне было плевать, что передо мной величайший герой
древности и я готов был треснуть его огромным горшком, в котором
недавно варили кашу. Геракл посмотрел на меня круглыми глазами,
потом неожиданно заулыбался.
— Горшок поставь, — попросил меня полубог. — У меня башка
крепкая, выдержит, а котел расколешь, в чем похлебку варить
станем?
Не сразу, но я поставил котел на землю, но далеко от него не
отходил. Мало ли, от героя отбиваться придется. Геракл же, тем
временем, взял на руки девушку и осторожно отнес ее к источнику, а
потом аккуратно опустил в воду.
— Может и ничего, придет еще в чувство, — изрек герой.
Повернувшись ко мне, спросил: — Ты зачем наяду спаивал? Если бы
захотел, она бы и так дала.
— Я спаивал? — обалдел я от ложного обвинения. — Да она сама,
как бурдюк увидела, ухватила его и присосалась, словно пиявка.
Сказала, что вино, это лучшее, что есть у людей.
— Да? — с сомнением спросил Геракл, заглядывая в родник, где на
дне спала пьяная наяда, свернувшаяся в клубочек. Почесав волосатую
шерсть на груди, полубог изрек. — Если она и раньше пивала, то
может и ничего, оклемается.
— Думаю, что пивала, — усмехнулся я. — Говорила, что наше вино
лучше, чем у сатиров.
— Конечно лучше, — авторитетно подтвердил полубог. — Рогатые
даже копыта не моют, когда виноград топчут, а потом вину выбродить
не дают, чуть ли не сразу лакают. Слабенькое у них винцо, да еще с
навозом.
— А почему нимфам нельзя пить вино?
— Дуреют они с него. Помнится, мы с Ификлом, по молодости да по
дурости, напоили одну ореаду, так она разговаривать разучилась,
теперь лишь чужие слова повторять может, да и то, только последние.
Раньше такая болтушка была, не остановишь.
— Моему отцу пришлось выплатить за
мою мать целых три таланта серебра, — горделиво сообщил Гилас.