Я вылил остатки еды в костер,
ожидая, что она зальет горящие угли, но вместо этого огонь вспыхнул
еще ярче, устремив пламя куда-то вверх.
— Ух ты! — озадаченно выдохнул
Пелей. — А жертва-то богине угодна.
— Неважно, какая жертва, главное,
что от чистого сердца, — кивнул я, внезапно вспомнив, что перед
тем, как стать супругой Пелея, нереида затеяла состязание по борьбе
и превращалась то в медведя, то в огонь, а то в змею. Но оракул
никогда не бывает конкретен. Как там пророчества-то произносят?
Ага. — Станешь ты мужем морской царевны, если сумеешь укротить ее
переменчивость.
— А поточнее нельзя? — нахмурился
парень.
— Поточнее нельзя, — строго
отозвался я. — Но ты главное пойми — у тебя будет возможностьстать
мужем морской царевны, а уж как ты возможность используешь — твое
дело. Согласись — это гораздо лучше, чем страдать.
Пока озадаченный Пелей снимал котел
с огня, я пошел на берег звать аргонавтов завтракать.
Там проснулись еще не все, хотя
кое-кто уже занимался делом — плескались в море, выгоняя остатки
вчерашнего хмеля или чинили одежду.
Кое-что здесь изменилось. Точно
помню, что вчера в этом месте горел костер, на котором мы сожгли
тело Идмона, а теперь высится пирамида, сложенная из огромных
камней. Это что, памятник аргонавту или знак будущим
путешественникам — мол, здесь есть вода?
Ясон, присевший в сторонке,
переговаривается с кормщиком и что-то записывает на пергамент (нет,
скорее всего это папирус, отсюда не видно). В уж не лоцию он
составляет? А там Автолик, вместе с Лаэртом мастерят какое-то
изделие из кожи. Ишь, кружок кройки и шитья. Увидев меня, сын
Гермеса и его зять, быстренько спрятали рукоделие за спину. Ладно,
имеют ребята право на свои тайны. Другое дело, что Лаэрт очень
быстро оклемался после вчерашнего. И нос не сломан и даже синяков
под глазами нет, а положено. Или Асклепий лечил его не только
холодной водой, но и какой-то магией?
— Завтри-ии-к! — как можно противнее
проорал я. Ох, как здорово было посмотреть, как аргонавты
подскакивают.
Потом, правда, пришлось быстро
убегать, потому что некоторые несознательные путешественники,
спросонок принялись бросаться в меня камнями. Один, самый здоровый,
явно брошенный моим другом Гераклом, просвистел мимо уха. Впрочем,
если бы полубог хотел попасть, он бы попал.