— Да уж, не совсем тупой, — хмыкнул я. — Не понял только, для
чего вы рискуете. Я пока мало что понял, про ваш
ЭсЭсЭсЭр-два-точка-ноль, но церемониться не будут, верно?
— У нас есть причины, но ты пока их не поймешь, — сказала Настя.
— Но нам правда надо, чтобы ты был здесь. Веришь?
— А ты правда особист? — спросил я.
— Я, Клим Павлович, ходячий анахронизм, — скзаала Настя. Потом
бесцеремонно подошла ко мне и закатала рукав рубашки. Расстегнут он
все еще был, с кресла. — Научный оккультизм было пугалом примерно
до две тысячи восьмого. И у всех сотрудников отдела обязательно
были воинские звания. И не простые, а золотые... Рома, ну прошивай
уже, видишь, Клим не против! Клим, ты же не против, верно?
— Это что, какие-то нано-роботы? — спросил я. Сопротивляться не
стал. Несмотря на некоторую абсурдность ситуации, я не чувствовал
никакой угрозы. И Роман, и Настя были ко мне настроены
благожелательно. Если не сказать еще теплее. И вообще они были
каким-то... другими. Не мог пока понять. В них не было чего-то, к
чему я привык в своем мире. Они были как дети, что ли.
— Прошивка делается наноботами, да, — ответил Роман, поднося к
сгибу моего локтя этот свой гаджет. — Мы их настроили на полиграфе.
С одной стороны, так никто не делает, с другой — настройка
получается как настоящая. Вот только если бы мы в современный
метрический центр сунулись, он бы тебя моментально расколол. А
так... Все, готово! Не больно было?
— В смысле, все? — я посмотрел на свою руку. А где, кстати, след
от катетера? Ни синяка, ни дырки не осталось...
— Клим Павлович Вершинин, год рождения тысяча девятьсот
семьдесят третий. Нижнеудинск, — перечислил Роман. — Добро
пожаловать в научно-исследовательский институт номер сто двадцать
два. Согласие пока еще не получено, заявление в отделе кадров
увидят только утром.
— Кстати, ты же мне так и не ответил! — вспомнил вдруг я. — Чем
занимается ваш институт? Научным оккультизмом?
— Я же сказал — белым шумом, — усмехнулся Роман. — Пожалуй, это
самое близкое, как можно коротко обозвать нашу область
исследований.
— Звучит красиво, но ни черта не понятно, — хохотнул я.
— Мы исследуем то, что когда-то отбросили, как нечто
незначительное, — сказал Роман. — Проверяем то, что считалось
невозможным, абсурдным или глупым. Как получилось с научным
оккультизмом когда-то. В тридцатых годах двадцатого века
исследования были заброшены, экспедиции прекращены. И уже много
позже только сообразили, что...