Свет резко погас, как пламя свечи, обрубленное у основания. Все
закончилось. Больше ничто не било по глазам, не оглушало. Ощутив
слабость, я сошел с люка, сделал пару шагов и упал на колени. Поток
прохладного воздуха погладил мою темно-красную щеку. Я поднял
голову и увидел, что вершина башни была полностью разрушена и
вместо темного металла, над нами покоилось сине-серое утреннее
небо.
Наступила тишина. Абсолютная, непроницаемая. На какую-то секунду
показалось, что мы оказались в вакууме. Но потом шум ветра
засвистел над головой, протяжный скрип металла башни донесся до
слуха, дыхание друзей ободрило, а стук собственного сердца заставил
внутренне улыбнуться.
Ко мне подошел Данте. Он протянул руку, помог подняться. Он
улыбался мне, темно-красному чудовищу с короной из рогов на голове.
Я хотел найти глазами Рику и увидел, как они с Саней бросились друг
к другу на встречу и, встретившись в центре комнаты, крепко
обнялись. Кинжал тоски заставил меня стиснуть зубы от боли. Я хотел
было податься вперед, но увидел свои безобразные руки с черными
шипами до локтя, еще раз бросил взгляд на девушку, которая была
бесконечно далека для меня и, развернувшись, пошел к выходу. Данте
посмотрел мне вслед, глянул на обнимающуюся парочку, опустил голову
и двинулся за мной.
Удивительным образом площадь вокруг башни была почти пуста. Лишь
несколько разбитых кораблей и вертолетов валялись то тут, то там,
да десятки полуголых людей, без чувств лежащих на земле. Что-то
заставило их вернуться, превратиться из Отголосков обратно в людей.
А армия Фантомов и практически все их оружие, бесследно исчезли. Но
я почти не замечал этого. Мы с Данте вышли из башни одновременно и
просто шли вперед, минуя рытвины, обугленные фрагменты плитки –
следы чудовищной войны. Не в силах справиться с рвущим меня на
части чувством я остановился и, развернувшись в пол оборота,
посмотрел на самую высокую точку башни, туда, где должна была быть
Она. Я не видел ее, лишь чувствовал и это чувство сжирало меня
изнутри. Наверное они все еще стояли обнявшись, как мне казалось. И
от этих мыслей становилось еще чудовищно больнее. Данте пристально
и сочувствием смотрел на меня, думаю, желая мне помочь, но, не зная
как. А я, приняв неизбежное, хоть это и было неописуемо тяжело,
опустил голову, будто стесняясь, что Рика способна разглядеть
навернувшиеся на мои глаза слезы, отвернулся и снова зашагал
вперед, уверенно и непоколебимо.