– Вместе, ты и я, – дышал Илоне в
шею и целовал, упиваясь нашими слаженными движениями.
Всё было так знакомо, привычно,
здорово, словно никогда и не заканчивалось. Всё было в миллиард раз
лучше и умопомрачительнее, чем я помнил и что прокручивал одинокими
ночами, вспоминая, восстанавливая, бередя раны, что никак не хотели
заживать ещё очень долго… Так долго, что я потом сам себя
ненавидел.
В тот момент я не помнил её
предательства и лживости.
Мир наших противоречий уполз, скуля,
куда-то далеко-далеко. Жило лишь вожделение, ярость наших толчков,
пульсация вен, ритм обезумевших сердец.
Илона цеплялась за мои плечи, словно
я – последний оплот. Я держал её так, словно боялся, что если
отпущу, то потеряю что-то очень важное и ценное.
Она задрожала в моих руках. Я догнал
её и ответил тем же. Один тихий стон на двоих. Теперь мы оба мокрые
и горячие, сплетённые, спаянные так, что не разорвать, не
расцепить, не разрушить.
И когда я наконец пришёл в себя, то
понял, что мы натворили.
Ладно. Что я натворил. Никогда не
перекладывал свою ответственность на другие плечи. Уж на Илонкины я
точно ничего перекладывать не собирался. Не по-мужски это.
Мне и в страшном сне привидеться не
могло, что радость от бабушкиной успешной операции закончится вот
этим. Тем самым. Да ещё с предательницей Бояркиной, которую я не
видел одиннадцать лет.
Стоило вернуться домой, чтобы почти
сразу же наткнуться на неё. Ирония судьбы, не иначе. С лёгким паром
я тоже не оплошал.
В огромной многомиллионной столице я
припёрся именно туда, где властвовала Илона Бояркина. Девушка,
которую я любил до беспамятства. Девушка, что отбросила меня как
сломанную вещь только потому, что я не оправдал каких-то её
ожиданий. Короче, был для неё нехорош и материально неустойчив.
Долгими ночами, находясь за
пределами родины, я представлял, как приду весь такой прекрасный,
богатый, перспективный, встречусь с нею словно невзначай, гляну как
на пустое место и пройду мимо под ручку с какой-нибудь охрененной
блондинкой с ногами от ушей.
А получилось как получилось.
Спонтанно, по-дурацки, без
подготовки.
К тому же, мы, кажется, переспали.
То есть занимались любовью. В офисе. Как одержимые похотью
подростки.
Сумасшествие какое-то.
И сейчас я держу её на руках,
прижимая к себе. И самое страшное – отпускать не хочется. Руки
разжать невозможно.