– Храни нас Сигмар, они же не путешествуют с нами? – спросила
пожилая женщина из Альтдорфа.
– О, с ними все в порядке, – сказал ее муж. – Они из колледжей.
Рейкеры не путешествовали бы с ними, если бы это было не так.
– И все же они колдуны. – сказал другой мужчина. – Им нельзя
доверять.
– И даже если они хорошие ребята, что им здесь нужно? Ничего
хорошего не происходит рядом с волшебником. – сказал третий
мужчина.
– Да. – сказала надзирательница. – Я не собираюсь путешествовать
с ними. Генрих, поговори с казначеем.
– Но, Хике, любовь моя. Другой лодки не будет в течение двух
дней, а мы должны добраться до Карробурга через Обентаг.
И так далее, и тому подобное. Феликс не винил их. Даже лучшие из
волшебников заставляли его нервничать. Как и любое оружие в
арсенале Империи, они могли быть столь же опасны как для друга, так
и для врага, если что–то пошло не так - порох мог взорваться, пушки
могли треснуть, меч мог быть обращен против своего владельца, а
волшебники могли сойти с ума или обратиться к хаосу, как он знал из
недавнего личного опыта.
Он повернулся вместе с другими пассажирами, когда колдовская
пара достигла верха трапа и позволила отвести себя к двери в каюты.
Феликс еще раз взглянул на молодую провидицу, теперь, когда она
была ближе. Вблизи она была так же красива, как и издалека, с
высокими скулами, полными губами и яркими глазами, которые
гармонировали с темно-синим цветом ее халата.
Она улыбнулась ему, когда они проходили мимо, и старший
волшебник поднял глаза, чтобы увидеть, на кого она смотрит.
Феликс моргнул, узнав его, когда они встретились глазами. Теперь
у него была борода там, где раньше не было, и седые волосы там, где
когда-то были каштановые, но глаза, смотревшие на него с худого,
изборожденного морщинами лица, были теми же, как и печальная,
медленная улыбка, пробившаяся сквозь торжественное выражение лица
мужчины.
– Феликс Ягер. – сказал Максимилиан Шрайбер. – Ты не постарел ни
на день.
В камере, расположенной далеко под самыми глубокими подвалами
Альтдорфа, Серый провидец Танкуоль кормил с рук своего личного
крысоеда Костогрыза, тринадцатого по счету с таким именем. С такими
животными было важно убедиться, что их пища – и их наказание –
исходят только от их хозяина. Таким образом была завоевана кроткая
преданность и дикая верность. Таким образом, они принадлежали ему и
только ему.