— А пойдем на речку!
— А сказать?
— А там и скажу!
«Можно и на речку, — подумала она, —
все равно надо».
Пол-лучины спустя они уже шли по
тропке за садом. Ну, как, шли, она, Лорка, шла, а Томаш ускакал
вперед. Он уже набрал паданцев и набил яблочной мякотью рот, нет
бы, кашу поел, пока она собирала в корзину горшочек мылом и ношеные
рубашки.
Сейчас спуститься в неглубокий
светлый овражек, а за ним речка. Пока Лорка дошла до мостков,
братец уже успел пошуршать по камышам, потрогать пяткой воду с
мостков, раздеться до исподнего и радостно плюхнуться, поднимая
тучу брызг.
— Томаш! — выкрикнула она, но вряд ли
увлеченный купанием брат ее слышал, зато воды набаламутил знатно.
Как теперь стирать?
Переждав первый мальчишечий азарт,
сидя на мостках и опустив ноги в теплую желтоватую воду, Лорка
взялась за стирку и две лучины терла и мяла полотняные рубашки.
Вдоволь накупавшись, Томаш пристроился рядом. Взялся полоскать.
Больше проказил, чем помогал, но дело пошло быстрее.
— Чего с ребятами на косу не
пошел?
— Ну их, — дернул загорелым худым
плечом брат и с удвоенной силой зашлепал рубашкой по воде.
— А что сказать-то хотел.
Брат тут же оживился, забыл детские
горести и едва не упустил отцовскую рубашку, тонкую, еще мама шила
и вышивала по вороту узором из лозы. Поймал за рукав, отжал и в
корзинку к чистым сложил. Последняя.
— Я знаю, зачем елфы… элфие к нам
приехали.
— Где слышал?
— Не слышал, знаю. Ну, подумал.
Помнишь, на позато девятидневье, когда папка еще в город ездил,
обоз из Земель разорили?
— Какой еще обоз?
— Да елфский же, говорю же, из
Земель! Я Ваской и Спасом у корчмы в камушки играл. А жарко было,
вот дядька Илий дверь и открыл. А там проезжие сидели с краю, один
потом пива напился и в бурьяне спал, с мечами, и лук у одного был,
чуть не с меня ростом! А! Ну да! Так они говорили, что кто-то обоз
разорил, и обозники все мертвые, и элфие, что надзирающим ехал,
тоже. И что дурной смертью убили, сетью связали и закололи.
Томаш замолчал, а потом зашелся
смехом и, хватаясь за живот, завалился на спину, подрыгивая ногами
с белесыми, размякшими от воды пальцами.
— Чтоб тебя навий схватил, балда!
— Ой, не могу, — не унимался брат, —
ты б себя видела! Рот открыла, глаза плошками и руки к груди
прижала, точь-в-точь как Цветка-дурында, когда Гринь по улице идет.
Аха-ха!