— Уши целые? Мешаются? — обидевшись,
спросила она братца, вытирая унявшиеся щеки.
— А что уши сразу! Половина вески
знает, что Ермил еще той весной с Гавром об заклад побились, что
старостина Цвета за Гриньку пойдет, — тараторил Томаш. Он уже
запустил пальцы в кулек и радостно пихал сладости за щеку, как
хомяк.
— А вдруг нет? — Лорке стало обидно,
она не хуже Цветы, и коса длиннее и вообще!
— А вдруг да!
В сенцах лязгнуло. Томаш спрятал кулек за пазуху, и нырнул за
печь, откуда появился с новым смолистым чурбачком для лучины. Лорка
натянула передник и полезла в печь за кашей. Отец, это был он,
утром так и не поел. «Может от того и злой, — подумалось Лорке. —
Интересно, скажет, что на торжке было?»
__________________________
[1]Фа́таен — новость, известие;
фа́тае — новый, неизвестный.
[2] Роб —
слуга-невольник, раб.
Глава 2
Отец так и не сказал. Поел и так же
молча во двор пошел, в свою сарайку, где он шкурами занимался. Что
он себе думал, не понятно.
Томаш закончил с заданием и стал
проситься гулять, хитро блестя глазами. Лорка всегда удивлялась,
как ему удавалось все весковые новости собирать.
— А огород полоть? Опять мне
одной?
— Ну, Лорка, — заныл тот, потом за
пазуху полез и вернул кулек с Гриневым гостинцем.
Моргнуть не успела, а брата и след
простыл. Лорка сунула пальцы в кулек — там сиротливо лежала одна
конфетка. Сладкая. А от Гриня всегда медом пахнет. От других парней
телом или мылом, а от Гриня — медом. Дурак. Зачем про свата
говорил, если у них с Цветой все сговорено.
Вымыв тарелки и начистив картошки на
ужин, Лорка отправилась полоть. Сегодня не жарко, можно и днем, и
комарья нет.
Она разогнулась. Морковка тянулась
аккуратными зелеными рядками, в бороздах подсыхала вырванная сорная
трава. Хорошо. Высоко в небе пел жаворонок, бродили по двору куры,
чем-то стучал в сарайке отец. Девушка подумывала пройтись еще по
огурцам, да не успела.
— Эй, Лорка! — братец сидел под
кустом смородины, лопал черные, крупные, но еще кисловатые ягоды,
извозив красным соком губы и подбородок, потому как сначала в жменю
рвал, а потом все сорванное в рот закидывал. Вот проглот! И когда
только пролезть сюда успел!
— Да Лорка же! Чего скажу-у-у! —
Прищурился и залыбился во весь рот. Зубы и язык были синие от
потемневшего сока.
— Ну?
Томаш выбрался из-под куста и,
отряхивая коленки от налипшего сора, направился к калитке. Лорка за
ним.