А еще Никула расписал для Юрия все,
что я хотел, но не умел высказать. Как положено, со всеми цитатами
и этикетом. Он же нашел и гонца, воя из Москвы, что привез князю
Борису докончальную грамоту от Юрия. А назад повезет и мое
письмишко. Я там сразу всю вину на себя взял, расписал, что маман
упек в Ростов, повинился, что не успел гридней остановить и бояр
взнуздать, чтобы сидели и не рыпались и никаких погонь за моими
кузенами не устраивали.
Так что будем надеятся, что посадит
меня дядька удельным князем на тот же Дмитров, там и развернусь со
своей новой экономической политикой. Новая делянка, новый
самогонный аппарат — старые наверняка разобьют, сочтут бесовским
наущением или еще чего придумают, вряд ли кто оценить сможет.
Но человек предполагает, а бог
располагает, не дождался я ответа от Юрия, на что надеялся до
самого последнего момента. Похоже, дядька в числе условий новой
докончальной грамоты потребовал у Бориса лишить меня убежища. Так
что посидели мы, помозговали и, несмотря на призывы Патрикеева
ехать в Литву, решили двинуться в Ярославль — там после художеств
Юрьевичей меня, скорее всего, примут. А оттуда можно попробовать и
Кострому урвать. Жена в безопасности в Серпухове, маман в
ростовском монастыре, Липка в дальнем селе, деньги есть, люди
есть...
Перед самым отходом Патрикеев с
Федором еще пошушукались и с моего одобрения отправили несколько
человек на Москву разными дорогами — и проведать, что там
происходит, и вбросить московскому служилому люду мысль, что сейчас
их всех с насиженных мест погонят и заменят галицкими. Во всяком
случае, Юрию нужно иметь под рукой верных людей, так что
перестановки и вытекающие из них обиды неизбежны. А нам некоторая
фронда в Москве весьма полезна будет.
Пока мы в Твери сидели, лед уже
больше недели как вскрылся, и отправились мы вниз по Волге.
Водным-то путем куда сподручнее добираться, нежели полтыщи верст по
кривым дорогам верхами задницу о седло отбивать и ноги трудить.
Нанятые тверские насады спокойно
выгребали на быстрину, от ледяной еще воды крепко тянуло холодом,
отчего на доски приходилось стелить овчины в два-три слоя, но
устроились, притерлись и потек неторопливый быт средневекового
речного путешествия.
Изредка скрипели весла, подправляя
бег насада или отпихивая льдину, проплывали по берегам деревеньки,
возились на непрогретых еще полях мужики, а я беседовал с
Никулой.