– Брысь, – сказал Вейне. В девчонке
не было ничего котьего, скорее что-то птичье: нелепый, едва
оперившийся птенец, такого и в руки страшно взять, одно неловкое
движение и…
Хлесткий удар по пальцам, веером
брызнула из-под девчачьей ноги грязная вода из лужи. И мгновения не
прошло, как попрошайка оказалась на другой стороне улицы у своей
раздолбанной тележки.
– Урод…
Сказала или послышалось? Даже если и
сказала… Чего он, спрашивается, свои хваталки к ней потянул? А все
глаза эти… Или вино?
На крыльце обернулся. Девчонка стояла
и смотрела. Платок сбился на бок, открывая седые примятые пряди…
Нет, не седые, тускло серебряные, почти как глаза. А сквозь него –
слишком острое для человека ухо.
Со двора Вейне вернулся с мокрой
спиной, задом в грязи, практически трезвый и отчего-то довольный. С
аппетитом слопал свою порцию, забрал кейтару из угла, муркнул, что
спать идёт и свалил, невнятно бряцая по грифу. Хафтиз проводил его
глазами и выдохнул. Кажется, караулить не придется. Это хорошо.
Фредек по старой дружбе шепнул, что через неделю пойдет обоз до
самого Ведере, и он уже кому надо намекнул, что Эйт здесь. Дело за
малым – явиться для сговора.
Это была еще одна причина, по которой Хаф за Вейне таскался.
Известность. Все, кто водил обозы с севера на побережье, знали
Эйта. И его дурной норов тоже. Эйт за работу брался почти так же,
как девок выбирал. Не понравится ему кто – ни за какие драконы не
возьмется. Врал небось, что квартерон, гонору на полукровку. А то и
на целого. Только вряд ли у чистокровных эльфов бывали морщины в
уголках глаз, шрамы и седые волоски в золотистой гриве. Они,
говорят, вообще никогда не старели. Так и живут, наверное, за своей
стеной, и дела им до остального мира нет. И если до Сошествия хоть
полукровок еще встретить можно было, то после и они пропали.
____________________________
[1]Тинтае́ – человек;
полное название – элефи́тинтае, Дети
Дня (элефи – дитя, тинтае – время от рассвета до
заката солнца, день).
Я не дева… Урод… Не урод вовсе. Но и
не так хорош, как был.
Зеркало отражало унылую
действительность и никакие уговоры не помогали. Так привык
притворяться, что тело, словно откликаясь желаниям, быстрее
уставало, дольше заживляло раны, оставляя шрамы-следы, рисовало
тени под глазами, если пару ночей не спать. А еще исчертило
паутинками морщин лоб и кожу в уголках глаз, присыпало пеплом
сияющие, как летнее солнце, волосы. Это сейчас они едва прикрывали
лопатки, а некогда стекали тугой косой. На две ладони выше колена.
Длиннее только у семьи Владыки.