Тверд, конечно, оценил «ромейского гостя». То, что своим его
здесь давненько не считали, откровением, конечно, не стало, но
чтобы до такой степени…
- Молчишь? А я тебе объясню, - Светлый вплотную подошел к
Тверду, и тот мигом ощутил, как подались вперед стоявшие за его
спиной дружинники и как невольно напряглись те, кто стоял у стен. –
Из тебя такой же лазутчик, как из собачьего хвоста труба. Может,
ромеи и проклятое семя, но уж точно не настолько дурное, чтобы
засылать к нам таких позорных кур. Что, десятник, мести захотелось?
Обида детская до сих пор свербит? Волчьих нравов за морем набрался,
а умишком так и не разжился? Уплыл твой струг. Нет его больше. И
бабы твоей нет. Зато есть мужняя жена киевского боярина, и позорить
его честь я, рви тебя надвое, не позволю!
- Чай, ближник - не ребенок малый, - едва буря княжьего гнева
слегка улеглась, не преминул вставить Тверд. Хотя в его случае
разрывание надвое вполне могло оказаться реальной перспективой, а
вовсе не крепким княжеским словцом. – Если боярин Полоз слово ко
мне имеет, так пусть он и говорит. Неча хорониться за княжьим
корзном. Или, может, божьего суда за поклеп он опасается,
ближник-то?
Первый удар тараном пробил его живот. В глазах на миг потемнело,
дыхание перехватило, а резко скрутившая кишки боль едва не
заставила желудок вывернуться наизнанку. Второй, прилетевший также
сзади, но только с другой стороны, пришелся ниже бедер и заставил
грузно бухнуться на колени.
- Не забывай, с кем говоришь, - прошипел недовольный голос
дружинника прямо в ухо.
Тверд молча кивнул. Пожалуй, он и правду забылся.
- Какой к псу божий суд? – князь продолжил говорить так, будто
ничего не произошло. – Меж кем? Между киевским боярином и безродным
бродягой? Да если он прикажет по-тихому ткнуть тебе нож меж ребер,
я сделаю вид, будто ничего не случилось. Знаешь, почему ты до сих
пор еще жив? Потому что я так захотел! Ты однажды спас мою жизнь, я
сего не забыл, и только благодаря этому ты еще топчешь землю, а не
отправился за Большой Камень, в Ирий. Больше тащить тебя с плахи не
стану, больно много чести. Ступай, и больше никогда сюда не
возвращайся. Сюда – это я имею в виду в Киев. Сроку тебе – до
вечера. Не уберешься, выдам тебя Полозу. И этих твоих витязей -
тоже, - князь обернулся и кивнул одному из дружинников. Тот мигом
подорвался с места, дернул кольцо, открывающее темный зев поруба и
нырнул во влажный смрад узилища. После короткой возни еще один
княжий гридень помог выудить оттуда по очереди два изрядно помятых
тела. В крови, ссадинах, синяках, разорванных рубахах, но –
живых.