Господин Камэ вскинул брови, услышав решающий аргумент в конце и без того убедительного пассажа.
«Двойной, да?»
Он закусил густой рыжеватый ус, и поднял взгляд на настенные часы – стрелки замерли на четверти десятого, наглядно разделяя циферблат пополам. Через полчаса можно заставить себя почитать, а потом отправляться в ванну и спать – в этом городе все ложились спать пораньше, как курицы осенью… Совсем не так, как тогда, когда в молодости, когда он жил в верх Господин Камэ еще раз все взвесил. Перспектива надевать пальто, чистить ботинки и ехать в…
« – Вы когда-нибудь слышали о «Ми Руа»? Это в некотором роде, придорожная гостиница, отель. – послышалось торопливое объяснение, и не дождавшись ответа, голос уточнил – за площадью Близнецов, на север до пересечения улиц Имаж и Насьон. Там дальше шоссе, езжайте по нему…
– Простите, я совершенно не понимаю, где это находится. Никогда не слышал об этом… «Ми Руа».
– Вы увидите, обязательно увидите его, месье. Поезжайте по шоссе, как я вам говорил, и вы заметите слева здание с двумя шпилями – вам именно к нему. Пардон, больше не могу говорить. Приезжайте, встретимся внутри».
Трубка коротко запротивничала гудками, и господин Камэ поспешно вернул ее на место, переваривая услышанное.
Нужно было определяться. Он беспокойно потопал одной ногой в поношенном пантуфле, и снова уныло взглянул на большие настенные часы.
С одной стороны делать ему было совершенно нечего – весь сегодняшний день он просидел взаперти, лениво выкуривая сигару за сигарой, не выходя из комнаты, и не явившись даже на утренний кофе к хозяйке дома, мадам Римик. На письменном столе лежала незаконченная книга одного итальянского синьора, который удумал раздробить свою историю на несколько, на первый взгляд, совершенно несвязных между собой частей>1. Дочитать до конца господин Камэ пообещал себе единственно из-за природного упрямства – никакого художественного интереса она для него не представляла. Сейчас же, после такого беспокойного вторжения в его размеренное течение реки жизни, господину Камэ, во что бы то ни стало, захотелось остаться дома, с книжкой в руке, пока он не уснет в кресле, а шея на утро не заболит от неудобного положения.
Он снова задумался. Дотянулся рукой до своей проплешины – как всегда теплой, и воинственно засопел.