Инахо снова сжал кулаки, теперь
уже осознанно запуская способность, хотя и чувствовал боль от
отката.
— Не беси меня!
Она хмыкнула, отходя в
сторону.
— Ой! Какие мы нежные! —
остановившись, она снова повернулась к нему лицом и заговорила уже
без издёвки, — Тебе не хватает цели в жизни. Вот и бесишься.
Хочешь, помогу?
Инахо скривился:
— Что? Расскажешь, в чём смысл
жизни?
— Дурак, — констатировала
куноити, — Всё проще. Найди свою семью для начала, не могли они
провалиться сквозь землю.
Инахо лишь снова
поморщился.
— Ну, или сначала очисти своё
имя. Заделайся крутым наёмником, а потом вернись в Коноху с
триумфом. Вон, извращённый отшельник вообще почти не появляется в
деревне, а уважаемый человек. Все ошибаются, Инахо. А ты и не
ошибался, но это уже не важно.
Порой её осведомлённость во
внутренних вопросах Корня настораживала. Но всё объяснялось тем,
что она с ними работала. Так же, как работает сейчас с клиентами,
на которых ранее её выводил Корень. Так что он мог подозревать её
сколько угодно, но предъявить было нечего, кроме вопросов, на
которые он и сам легко мог дать вполне правдоподобные
ответы.
— Великий извращённый
отшельник, — поправил Инахо, — Оставь свои советы кому-нибудь
другому. Со своими проблемами я сам разберусь.
Куноити пожала
плечами:
— Твоё право. Но твои проблемы
не должны меня касаться, Инахо. Я не за это тебе плачу. И, если мы
всё решили...
Он кивнул:
— Да, мы всё решили.
Их ждало новое дело.
То же раннее утро. И то же
рассветное солнце, поднимающееся из-за холмов. Неприятно прохладное
утро. И дело вовсе не в прохладном воздухе. Дело в холодном
безымянном камне, вкопанном во влажную землю. Ранняя гостья хорошо
помнила день, когда пара подвыпивших рабочих под проливным дождём,
ночью, будто прячась от кого-то, копали неглубокую яму для пустого
ящика. Она смотрела на это, не боясь плакать. Всё равно с мокрых
волос стекала вода. Было холодно и до дрожи страшно. Страшно, когда
пустой ящик грубо бахнули на дно, под сдержанный мат Учихи.
Дурацкий пустой ящик с парой личных вещей. Страшно, когда
закидывали сырой землёй. Страшно, когда ставили этот безымянный
камень. Страшно от ощущения, что они хоронят не героя, спасшего
Коноху от внутренней войны, а проходимца, бандита, преступника.
Страшно так, что от ужаса воздух не шёл в лёгкие.