Внезапно Ану-син споткнулась о что-то твёрдое, но живое: как выяснилось, то была голова мальчишки, который лежал прямо на земле, у порога дома. Когда он вскочил на ноги, то оказался на целых две головы выше Ану-син, так что ей, чтобы посмотреть ему в лицо, пришлось задрать голову.
- Попался, ассирийский лазутчик?! – сиплым ломающимся голосом закричал подросток, больно схватив Ану-син за плечи. – Хотел пробраться незамеченным, чтобы спасти пленного, которого мы здесь пытаем? Но тебе, ассирийский пёс, не повезло: этой ночью дворец охраняю я – непобедимый и беспощадный Киссар! Я устроил засаду, и ты в неё попал, словно куропатка в охотничьи силки!
Ану-син не сразу поняла, о чём говорил этот курчавый, как баран, воинственно настроенный мальчик, но её испуг прошёл.
- Отвечай: ты послан ассирийским царём или предателями из Аккада, переметнувшимися на сторону завоевателей? – В голосе «беспощадного» Киссара звучала угроза, а его пальцы продолжали стискивать плечи девочки.
Наконец, поняв, в какую игру играет, развлекаясь по-своему, мальчик, Ану-син спокойно ответила:
- Я пришла безоружная.
- Девчонка?! – поразился, услышав её голос и поняв, с кем имеет дело, Киссар.
Он наклонился к Ану-син, приблизил своё лицо к её лицу почти вплотную, стараясь получше разглядеть её.
Потом резко выпрямился и, надменно вскинув острый подбородок, сказал:
- Я Киссар, сын почтенного Залилума, и я хочу знать, кто ты и что делаешь ночью во дворе моего дома?
- Я Ану-син, – в тон ему ответила девочка, – я пришла, чтобы забрать моего отца, пастуха Сима, домой. Если ты вправду сын Залилума, прикажи вашим слугам немедленно отпустить Сима.
В ответ на её просьбу, в которой, впрочем, не прозвучало даже намёка на мольбу или заискивание, Киссар громко рассмеялся.
Затем, подбоченясь и приняв угрожающую позу, он злобно процедил сквозь зубы:
- Ну-ка, убирайся отсюда поживее, дерзкая рабыня, пока я не приказал своим людям отправить тебя к твоему сирийцу!
Едва он проговорил эти слова, как от дома снова донёсся отчаянный вопль. Ану-син посмотрела прямо в лицо Киссару – издевательская ухмылка зазмеилась у него на губах.
- Пока пастуха лишь стегают кнутами, но можно и собак на него спустить, – сказал он, с удовольствием наблюдая, как его слова напугали девочку.
- Так нельзя... собаки могут растерзать до смерти, – проговорила Ану-син тревожно; её голос задрожал, глаза заблестели от навернувшихся слёз. – Мать говорила: рабу, который ударил свободного человека, в наказание отрезают ухо. Такой закон.