Далеко не каждого графа,
приезжающего железной дорогой в Москву, на вокзале встречают
оркестром. Красных ковров и букетов от восторженной публики я,
правда, не удостоился. Но и того было довольно.
Что-то неопределенное яростно
наяривающий оркестр из числа московского гарнизона, трепещущие на
ветру флаги империи, чиновник канцелярии самого
генерал-губернатора, князя Долгорукого, и десяток репортеров с
блокнотами и даже магниевыми вспышками фотоаппаратов. Тем более что
и чин встречающего был достаточно высок – статский советник – и сам
по себе он был достаточно известной личностью. Что еще нужно, чтоб
столичный министр остался доволен?
Господин Родиславский, из тех
государственных служащих, кто занимался вовсе не тем делом, к
которому у того лежала душа. Владимир Иванович – драматург не из
последних. Постоянный член Общества Русской словесности, вместе с
так же небезызвестным господином Островским участвовал в
организации и пребывает секретарем Общества русских драматических
писателей и оперных композиторов. А еще подготовил доклад «О
необходимости определить в нашем законодательстве гражданскую
ответственность за самовольное представление драматического
произведения» для первого съезда русских юристов, который в
ближайшие дни должен был начать работать в Первопрестольной. И ради
которого, в том числе, я и решил на некоторое время задержаться в
Москве.
А не ради встречи на балу с королем
Швеции и Норвегии, Оскаром Вторым, как многие могли бы
подумать.
- Ах, ваше высокопревосходительство!
Бардак. Натуральнейший бардак и калейдоскоп, - жаловался статский
советник по дороге к дому губернатора на Тверской. Пусть встретили
меня далеко не так, как следовало бы приветствовать первого
министра империи, но хотя бы поселили в особняке
генерал-губернатора, князя Владимира Андреевича Долгорукого.
Общеизвестно, что тот отличался довольно либеральных взглядов на
взаимоотношения сословий, но не до такой степени, чтоб принимать у
себя безродную, никому не известную дворняжку.
- Полнейший кавардак, - продолжал
описывать творившееся в чиновничьей среде Москвы. – Бернадот этот
натуральнейше, как снег на голову…
- Никогда не было, и вот опять, -
ввернул я.
- Истинно так, - ваше
высокопревосходительство. – Истинно так. И ладно бы хоть кто-нито
из Ганноверов. А то, стыдно сказать – Бернадот, а устроили из того
порося в посудной лавке. Сами из галльских адвокатишек, а гонору,
как у ясновельможных панов.