Детектив открыл глаза, сел и тревожно осмотрелся по сторонам. Её
нигде не было видно. Её просто нигде не было. Не было… О! Как же
зарыдала его душа в этот миг! Он проклял весь мир, рай и ад, если
только они существовали, день своего появления на свет и своё
чудное спасение из щупалец Кракена. Без неё ему вдруг всё стало
ненавистно. И он рухнул на спину и пролежал так ещё некоторое
время, не шевелясь и не открывая больше глаз.
Когда Уолтер пришёл в себя, солнце уже клонилось к закату и на
остров медленно опускались сумерки. Надо было жить дальше. Он был
вынужден это делать против собственной воли. Уолтер поднялся на
ноги и как в тумане побрёл в пустоту. Он шёл по берегу, и вода тут
же стирала его следы с песка. Как будто он здесь никогда и не
ходил. Как будто его не существовало вовсе. Хотя, признаться, он бы
не отказался от того, чтобы его стёрли из этой бессмысленной жизни.
Лишь бы позабыть весь этот кошмар. Лишь бы возвратить к жизни
Викторию… Он проплёлся мимо водолазного колокола, заросшего
ржавчиной и толстым слоем грязи, рядом с которым валялись давно
сгнившие доски и остатки чьих-то костей. Детектив не обратил
никакого внимания на находку и не задержался возле неё. Он
по-прежнему брёл всё дальше, и дальше, и дальше, до тех пор, пока
вид моря, кишевшего кошмарными дьявольскими созданиями, не стал ему
попросту невыносим. Тогда Уолтер свернул вправо и прошагал так ещё
несколько часов.
Мысли о Виктории, окрашенные в траурные тона, не оставляли его
ни на секунду. Он отчаянно сопротивлялся им, но они никак не
отступали. Всё так же скрежетали и гремели у него в голове.
Ощущения были просто ужасные. На него словно выливали то ледяную
воду, то кипяток, и он дрожал и трясся, как в лихорадке. Он без
остановки смотрел на небо и молился о том, чтобы всё поскорее
закончилось. Заходящее солнце светило ему в спину, а колючий ветер
беспощадно хлестал по щекам. Но Уолтер не чувствовал ни холода, ни
боли. Ничего не чувствовал, кроме бездонного чёрного отчаяния.
«Я всё потерял… потерял… потерял», — открывалась и закрывалась
ржавая калитка у него в голове.
И он действительно всё потерял, всего себя целиком. Когда-то его
будущее было распланировано до мельчайших подробностей, теперь же
оно едва-едва вырисовывалось. Он попросту не знал, да и не желал
больше знать, что отныне ждало его дальше. За следующим поворотом.
За следующим деревом. За следующим пригорком. Так он и брёл, смотря
то в небо с молитвой на устах, то в чёрную землю с ненавистью и
отчаянием.