Со скуки и выпили. Сразу же после того, как ротмистр Давыдов
закончил наряд. Собрались, правда, не в казарме, а, пользуясь
хорошей погодою, поехали на заливные луга. Стреножив лошадей,
расположились на берегу узенькой речки Поповки, расстелили скатерть
прямом на траве. Достали из корзин шампанское, водку, закуску…
- Ну, братие… За нас, за гусар!
Первый тост, как всегда, произнес Алешка Бурцов, ну а уж потом,
сразу же, подключился Давыдов:
Бурцов, брат, что за раздолье!
Пунш жестокий!.. Хор гремит!
Бурцов! пью твое здоровье:
Будь, гусар, век пьян и сыт!
Понтируй, как понтируешь,
Фланкируй, как фланкируешь,
В мирных днях не унывай
И в боях качай-валяй!
Вот это был тост! Тостище! Бурцов аж покраснел, обнял приятеля,
едва не задавил от избытка чувств:
- Ах, Денис, Денис, как славно ты пишешь! Поистине, славно. Ну,
ведь, господа гусары, правда же? Грех за столь славного пиита не
выпить. Право слово – грех!
Выпили и за Дениса, потом – за самого старшего в компании,
капитана Держакова, потом по очереди - за всех, пока не дошли до
самого молодого – корнета Сашки Пшесинского. А уж за дам был
отдельный тост, вернее сказать – тосты. За дам водку не пили,
открыли шампанское.
Трава на лугу еще была зелена, в журчащих водах реки голубело
небо. Солнышко сверкало в вышине почти совсем по-летнему, сияло
так, словно заблудилось в золоте осенних берез, в багряном наряде
кленов, в ажурной обнаженности лип. Славно было, ах, как
славно!
- Ну, господа гусары… За прекрасных дам!
Тут, к слову, никто не ерничал, даже «ера и забияка» Бурцов.
Выпили на полном серьезе, и, в знак уважения к женскому полу –
стоя.
- А хорошее шампанское! – подкрутив усы, похвалил «князь
Серега». – Очень даже неплохое. Смею заметить - весьма неожиданно
для нашей глуши. Где покупали? В селе?
Все по привычке называли Звенигородку селом, хотя вот уже
девятый год сей населенные пункт считался вполне самодостаточным
уездным городом, пусть и небольшим – проживало в ту пору в
Звенигородке где-то около шести – семи тысяч человек. Для села –
многовато, однако, на город сие селение не походило никак. Пыльные
улицы стелились самой что ни на есть деревенской раздольностью,
дома обывателей утопали в садах, люди держали коров, коз, овец,
гусей и прочую живность. Никаких мануфактур-предприятий не было,
разве что купцы братья Окуловы разрабатывали невдалеке глину,
нанимая у местных помещиков оброчных крестьян. Жизнь в новоявленном
городе текла, как и встарь, по-деревенски неторопливо, без
особенных новостей, зато со сплетнями, которые здесь, кажется,
обожали все, не исключая гусар.