Поистине, нижний Князьград – антипод верхнего.
Мы с Витькой кое-как на ощупь оделись. Трусы мне на этот раз
вовсе не достались: просторные штаны, вроде шароваров Отщепенцев, я
нацепил прямо на голое тело. Накинул рубаху и завернул длинные
рукава. Слава богам санитарии и гигиены, от одежды ничем не пахло –
ее ни с кого в срочном порядке не стаскивали.
Ботинки пришлись впору – что-то вроде берцев со шнуровкой и
рифленой литой подошвой. В Вечной Сиберии любят такую обувь. Вместо
носков я намотал портянки, затем помог справиться с портянками
Витьке.
Словом, вскоре Терминатор и юный Джон Коннор были одеты и обуты.
И готовы спасать мир. Точнее, не весь мир, а его небольшую часть.
Еще точнее, не спасать, а взорвать.
В одетом виде не стыдно и за стол сесть. Что мы и сделали.
Гужа, к слову, к столу не позвали, он куда-то испарился.
Мое магическое ночное зрение не позволяло разглядеть еду, черты
лица и прочие подробности. Я не различал цвет и консистенцию, зато
видел тепло и движение – в том числе движение воздуха и пара. Но
чувство вкуса никуда не делось, и я быстро определил, что на ранний
завтрак (или очень поздний ужин) нам подали самый обычный овощной
суп, тушеные грибы в каком-то остром соусе, жареное мясо, много
вареного картофеля и гречки. Пили мы чай и сладкий сок – кажется,
яблочно-грушевый.
Витька пару раз чуть не опрокинул стакан, но стоявшая позади
девушка перехватила сосуд, не дав пролиться соку. Я намеренно
уронил вилку и растерянно сидел, пока мне не подали другую, чистую.
Надо не забывать делать вид, будто ты ничего не видишь в
темноте.
– У вас есть какие-нибудь догадки, отчего исчезли ваши вещи? –
мягко осведомилась Марья, когда мы немного утолили голод.
Остальные “собранцы”, включая курящего деда, хранили упорное
молчание – по крайней мере, в пределах слышимого диапазона. Они
умели разговаривать в трех режимах: обычном, шелестящем и на уровне
чип-эгрегора. Скорее всего, они постоянно болтали друг с другом за
столом, однако мы с Витькой не слышали.
Если у человека есть возможность общаться без участия голоса и
он редко задействует голосовые связки, то со временем они
атрофируются. Не знаю, атрофировались ли связки у молчащих
собранцев или они просто не хотели, чтобы мы их слышали, но Марья
сохранила отличный голос – наверное, потому что поет.