Дома, поглаживая молчащего Пупсика, Август сложил обрывки
давешнего разговора и не без самодовольства отметил, что несмотря
на одуряющий вихрь удовольствий, ни словом не выразил однозначного
согласия.
– Ха! За идиотов нас с тобой держит! Ты представь, он хотел…
***
«Чего?» – «Не читал о суде над Гольдом?» – «А, четвёртый
синдром…» – «Нет. Эффект Фабра».
Небольшая генная правка, объяснял не пьянеющий Фабр, сделает
кровеносную систему, да и весь организм гольдового окончательно
пластичным. То есть тем, к чему его предназначил бы сам Гольд,
продумай он свой синдром на шаг вперёд. В итоге бэйб не умирает, а
разрастается, окончательно теряет человекообразную форму, выпускает
побеги. Его мозг почкуется и даже, как бы это сказать,
метастазирует. Он будет всё во всём, – втолковывал Фабр,
перекрикивая фальшиво стонущую нимфу. Ведь единая сигнальная
система уже готова, она растворена в воздухе, это потоки феромонов,
плазмид и вирусоидов. Невзначай он подавит все мешающие химзаконы,
у женщин пойдут рождаться другие гольдовые мутанты, много. Сколько
нужно. Их не остановишь. Пример тому институт Гольда: уж где-где, а
там точно поддерживалась образцовая герметичность, но всё равно
случилась утечка – и надо же, прежде должной подготовки. Вхолостую.
Ничего, кроме скандала и суда. Всю колонию подопытных бэйбов
разделили и развезли по приютам, а команду экспериментаторов
распустили. «Хорошо Гольд умер во время процесса, и никто до конца
не понял с чем имеет дело. А мне – пожизненный запрет на контакт с
генетическими материалами – пенитенциарная аллергия. Для кого как,
а для меня это смертный приговор». И Фабр погрузился в грибную
суспензию с головой на целую минуту. Но сами пузыри над ним
шпокали, точно звонкие знаки препинания в красноречивом
докладе.
Гольдовые способны срастись в единый организм, в своего рода
ризому, но не станут. Они совершенно тупы, вернее, безвольны. «Мы –
их воля. Ты. Он тебя любит. И он послужит, так сказать, ядром».
На всё Август отвечал недоверчивым смехом.
«Представляешь, – почти пел Фабр под аккомпанемент сушилки, – Ты
станешь выше всех кодексов и законов. Сам будешь законодателем. Или
освободителем. Кем пожелаешь. Я знаю твои слабости. Так вот,
сможешь иметь каких угодно нимф… Создавай сам или бери готовых. Да
что там – человечих, самых что ни на есть живорождённых! Сами
придут. Не из страха и корысти; бэйб невзначай… убедит».