Нет, я не собирался прямо сейчас, сломя голову бросаться на
монолитную амбразуру, выстроенную её семейством, но придёт время, и
даже они не смогут меня остановить.
— Мы ещё повоюем — прорычал я не своим голосом, как только
захлопнулась дверь, и уставившись на советскую эмалированную
кружку, неожиданно взмывшую в воздух и зависшую над тумбочкой.
А затем я инстинктивно протянул руку вперёд и со всех сил резко
сжал кулак, сливая всё накопившееся во время разговора внутреннее
напряжение, в начавшую сминаться жестянку.
Вечернюю капельницу мне ставила незнакомая хмурая медсестра в
возрасте. Как только восстанавливающая сыворотка попала в кровь, я
провалился в глубокий сон и снова переместился совсем в иное
место.
На этот раз вокруг раскинулось заснеженное кладбище, над
которым звучала немного замедленная, оркестровая версия «Прощания
славянки». Судя по смутно знакомому антуражу, кладбище было совсем
непростое, а знаменитое Новодевичье. Зимнее солнышко скрывали
тёмные тучи, и, хотя вокруг было чересчур сумрачно, я почему-то
знал, что это день.
Точка обзора находилась между веток деревьев, метров на
семь выше поверхности земли, из-за этого сразу выявилась очень
странная особенность. Периметр кладбищенского забора окружал
бесцветный полумрак, а едва выделяющиеся ландшафт и строения
представляли из себя нагромождение ломаных теней, разной степени
серой тональности.
И лишь ближайший сектор, занимающий нескольких сотен
квадратных метров, был правильно освещён и расцвечен почти
натуральными красками. Из-за этого творящееся внизу действо
выглядело не совсем реальным. А что именно происходит в прямой зоне
видимости я определил сразу и безошибочно.
Там хоронили меня.
На центральной алее, окружённой выстроившимися в ряды
памятниками генсеков, президентов и мэров, стоял кортеж похоронной
службы, с монструозным, траурно украшенным, катафалком посередине,
и несколькими не менее мрачно выглядящими машинами сопровождения.
Кроме этого тут присутствовала целая кавалькада, по большей части
дорогих автомобилей, тёмных цветов, рядом с которыми кучковались
перекуривающие водилы и охранники.
А в глубине кладбища, за несколькими рядами могил
всяческих государственных деятелей, заслуженных артистов и
писателей, разместилось неровное каре присутствующих на моих
похоронах.