И как мне сразу дали понять, ключ доступа к Полине был выдан
одноразовый, и при первом же залёте, его навсегда отберут. А если
это случится меня сразу сотрут из памяти и переведут в касту навеки
отверженных.
Мама Полины терпела моё появление в жизни дочери, но сразу
определила перечень определённых стандартов, которым я должен
соответствовать. Так что по большому счёту, вся эта моя затея с
поступлением в институт КГБ имени Дзержинского, на 70% была вызвана
именно желанием хоть как-то соответствовать стандартам
высокопоставленной семьи.
И вот теперь, как и в прошлый раз, получалось, что я облежался
по полной. Нет, насколько я помнил, уже после выписки из больницы и
дисциплинарной комиссии, я пару раз пытался с нею поговорить, но
разговора не получились.
Она считала, что своим залётом я её предал, и потому постаралась
навсегда скрыться с экрана моего радара, задействовав для этого
нескромные возможности своей семьи. Я же назначил себя виновным и
со временем перестал стучаться в закрытую дверь, и даже более того
больше не мешал личной жизни бывшей девушки, которая через годы всё
равно неминуемо пересеклась с моей.
В следующий раз по-настоящему мы столкнулись в конце
восьмидесятых при очень нехороших обстоятельствах, но это была уже
совсем другая история, никак не относящаяся к этой.
Вспоминая былое, я молча слушал её аргументированные
определения, перемежающиеся с минутами скорбного молчания, и
старался не шевелиться. Сейчас я ничего не мог изменить. Папа
Полины уже в курсе событий, а когда обо всём узнает её мать и дед,
то доступ к комсомольскому телу будет закрыт на долгие годы.
— Теперь ты понимаешь, что ты натворил? — Проговорила Полина,
скорее не спрашивая, а словно зачитывая приговор. До этого она
успела высказать всё что обо мне думает и озвучить все
претензии.
Поняв, что это и есть та самая точка, я так и не посмотрев ей в
глаза, кивнул соглашаясь со всеми обвинениями и тут же почувствовал
острую боль, пронзившую шею.
Максимально холодный приём подействовал и на этот раз она не
разревелась в самом конце. По её щекам проскользнула пара слёз, а
затем она, ещё раз обозвав меня «дураком», ушла в закат.
Во время последних секунд аудиенции, перед глазами промелькнули
образы, отображающие все самые интимные подробности наших прошлых
встреч. Неожиданно я вспомнил все прикосновения, жаркие поцелуи и
не только, к этому прибавились воспоминания о том, что будет
дальше. Всё это накрыло раздваивающееся сознание, и в этот момент я
понял, что не отступлю и попытаюсь всё изменить чего бы мне это не
стоило.