Все, кто сумел, ушли в горы. Переждать, отсидеться, пока воины
терия Вердена натешатся и насытят свою природу.
Но стариков не бросишь и с собой не потащишь. Да и малых детей
тоже.
Ну и меня Майа отказалась оставить. Лет ей было уже под сорок —
что много для этих мест. Она не боялась, что воины позарятся на её
прелести. А смерти тут, как я понял, вообще не боятся. Только духов
и богов.
Майа сказала, что если духи позволят, она выходит меня. Ведь
неизвестно, что стало с её младшим сыном, Каем. Может, и он лежит
сейчас такой же израненный. И чтобы духи помогли ему выжить, она
будет ухаживать за мной.
Братья не нашли, что ей возразить. А меня тащить в горы было
проблематично.
Меч хоть и не задел сердце — дырку во мне оставил порядочную.
Шаманка предупредила, что дороги мне не вынести. Если снова
откроется кровотечение, то не так там уже много осталось.
Какое-то время в деревне было шумно, потом всё стихло.
А потом в нашем аиле вдруг потемнело — вход загородила
здоровенная туша воина.
Доспехи на нём были уже поинтереснее, с нашитыми на кожу
железными бляшками. На груди была пришита самая крупная бляшка, с
гравировкой — мордой дракона.
Воин ввалился внутрь, но светлее не стало. Следом вошли ещё двое
в похожих доспехах, а за ними третий — без доспеха, в длинном
плаще.
Это был колдун, чего мы и опасались. Он мог не поверить в мою
легенду и чего-нибудь там прозреть.
Колдовство имело иную природу, чем камлание, так объяснила
шаманка. Конечно, здешние духи не станут помогать чужакам по доброй
воле, но у колдунов есть свои способы узнать правду.
— А ты кто такой? — рявкнул воин, заметив меня.
Он был, видимо, главным в отряде. По крайней мере, бляшка с
драконом украшала только его грудь.
— Это мой сын! — в аил тенью скользнула Майа. — Медведь изодрал
его, и он лежит уже много дней!
Я помотал головой: уйди! От всадников просто разило
опасностью.
— Медведь? — удивился колдун. — А может, твой сын воевал
третьего дня против нашего уважаемого правителя?
Лицо Майи перекосилось — для неё терий Верден не был «нашим
уважаемым правителем». Он был захватчиком и ублюдком. В деревне
вовсю поговаривали о его нечистой крови.
— Мой сын давно уже не встаёт с постели! — отрезала Майа.
Губы её дрожали. Ей хотелось сказать, что смог бы я воевать —
так и воевал. И башку бы отрубил этому «уважаемому правителю». И на
могилу пару раз плюнул.