- А где прежний мерзавец Бонифаций? – а глазах старика внезапно
появилось осмысленное выражение.
- В темнице.
Брат Фома кольнул меня взглядом:
- А кто вас назначил сюда?
- Его высокопреосвященство кардинал Ришелье, – я подвинул к
старику назначение. – Сами читайте! Моя задача навести в аббатстве
порядок, и я наведу его, черт побери, даже если мне придется
сгноить здесь всех!
- Матерь божья! – брат Фома быстро перекрестился. – Услышал
Господь мои молитвы! Ваше преподобие, я готов служить!
Я облегченно вздохнул, бережно поставил канделябр на место и
обратно сел за стол.
- Мне доложили, что вы спрятали всю отчетность за последнее
время.
Брат Фома быстро закивал.
- Да, да, спрятал, но вот только куда? – монах озадаченно
почесал лысину.
- Вот же старый осел! – ахнул Саншо, а я опять с интересом
глянул на свое инструмент для экзекуций.
- Вспомнил! – через несколько томительных секунд старик стукнул
себя ладонью по лбу. – Все вспомнил! Я закопал документы в саду,
возле старой усыпальницы! Прямо у корней дуба, со стороны
стены!
- Брат Саншо, за лопаты. А вы немедля рассказывайте все, а
начните с того, зачем Бонифаций отправил вас в подвал...
Старичок откашлялся и вывалил на меня поток информации.
Если вкратце, почти все время своей преступной деятельности Боня
мылил на одну руку с братом Фомой, а последний тщательно все
документировал из врожденной скрупулезности. И одновременно вел
финансовую отчетность самого аббатства – то есть все прибыли и
убытки. Преступная деятельность заключалась в том, что Бонифаций
попросту массово продавал или сдавал в аренду земли и угодья
монастыря третьим лицам, мало того, совершенно не платил налоги и
присваивал пожертвования, да и весь доход беззастенчиво отправлял
себе в карман. И все ему сходило с рук, потому что Боню прикрывали
в руководстве Ордена цистерцианцев, а у кардинала до аббатства не
доходили руки.
Но потом отец Фома и Боня переругались на почве того, что
последний... вот тут должны заиграть фанфары... присвоил себе
принадлежащую тому шикарную коллекцию порнографии, о которой я уже
упоминал.
Фома воспылал праведной яростью и спер всю отчетность:
ведомости, договора, расписки и прочую документацию, вместе с
личным дневником аббата, в котором он подробно фиксировал все, за
что и был посажен в темницу на хлеб и воду. Уж не знаю, почему Фому
вообще не уморили, но скорей всего только из-за того, что особой
опасности в экономе Бонифаций не видел, потому что тот был надежно
изолирован, к тому же живыми деньгами распоряжался исключительно
сам Боня.