– Я не забываю клятв, – сжав зубы,
вымолвил старый стратег, перебив Александра, – прошу тебя, царь, не
оскорбляй меня. Такие речи пресекаются лишь клинком, будь ты
хоть...
– Нет-нет! – примирительно поднял
руки Александр, – я вовсе не хотел оскорбить тебя, доблестный
Полиперхонт! Я хочу лишь понять, что намерены делать вы,
македоняне. Что вы ожидаете от меня?
– Что ожидаем? – Полиперхонт
задумался.
– Тихой гавани, для начала, приюта
измученным людям, – вылез вперёд князя Эвмен.
– Мы принесли присягу нашему царю,
внуку Филиппа, – сказал Полиперхонт, не осадивший кардийца, – пусть
иные отказываются от своих слов. Мне слава клятвопреступника ни к
чему.
– И мне, – прогудел Кратер.
Александр посмотрел на Эвмена. Тот
кивнул.
– Хорошо, я принимаю ваших людей в
своё войско. Как и вас самих. И потребую ещё клятвы: служить мне
верой и правдой. Позже я освобожу вас от этой неё, когда мой сын
достигнет совершеннолетия. А с клятвами принесёнными ему, он сам
разберется.
– Клянёмся! – склонили головы все
трое.
– Лишние рты, – еле слышно сказал
Эакид, – да и толку-то с оборванцев...
В отличие от македонской, эпирская
постоянная царёва рать не отличалась многочисленностью. Александр с
неодобрением поглядел на Эакида.
– Посмотрим, будет ли толк. Эти люди
прошли такие испытания, что нам с тобой и не снились, брат. Все
свободны. Пока.
Македоняне, кардиец и Эакид поднялись
и, коротко поклонившись царю, вышли. Олимпиада осталась.
– Ты колеблешься, Александр, я вижу,
– голос царицы несколько смягчился.
– Да, – не стал запираться царь, – я
во многом согласен с Эакидом. Зачем нам ввязываться в борьбу за
Македонию? Что хорошего эта страна принесла тебе? Одни
страдания.
– Ты царь древнего рода, Александр,
потомок Ахилла! А кем считают тебя эллины? Козопасом! Варваром!
Таким считали и Филиппа, но он сумел поставить их всех на
колени.
– Мне странно слышать из твоих уст
похвалу Филиппу, Миртала.
– Я ненавидела Филиппа, и буду
ненавидеть его, пока дышу, но он – великий царь. Мой сын превзошёл
Филиппа во всём, но Александра настигла месть Диониса за разрушение
хранимых богом Фив.
– Твой сын мог бы превзойти отца, –
поправил царь.
– Превзойти громовержца?! – вспыхнула
Олимпиада.
"Ну да, как я забыл..." – усмехнулся
царь.
– И кто такой Филипп?! – продолжала
бушевать царица-мать, – грубый и хитрый дикарь. Да, он велик, но он
дикарь! А мой сын, сын громовержца – слепил глаза всем этим
напыщенным эллинам! Свет его славы был способен разогнать ночь!