– Но согласись, изящно получилось, –
перебил Эвбула юноша в белоснежном некрашеном хитоне, – Демосфен
столько сил угрохал, чтобы уговорить экклесию пустить часть средств
казны на военные расходы. Он-то войну с Македонией предполагал, а
вовсе не то, что в итоге вышло!
В отличие от остальных симпосиастов,
молодой человек не лежал, а сидел на краю ложа, занятого стройной
темноволосой девушкой в золотистом хитоне. Говоря речь, он не
смотрел на толстяка, целиком посвятив себя прелестнице соседке,
запястье которой покоилось в его ладони.
Эвбул, хранитель государственной
казны, не первый год избиравшийся на эту должность, лишь тяжело
вздохнул и махнул рукой.
– Каким боком не повернись, всюду
война. Не будет войны с македонянами – будет за македонян. Куда
катится Эллада? Сколько трудов впустую...
– О, да! – раздался сильный и
распевный насмешливый женский голос, – снова война, едва мужчина в
дом успеет возвратиться, опять за щит берется, да и был таков!
Любовники – и те, как будто вымерли!
Продекламировала эти аристофановы
строки женщина уже немолодая, но никак не старуха. Более того –
узнавший её возраст, непременно уронил бы наземь челюсть, ибо не
дал бы ей и сорока. Между тем, Мнесарет, Золотой рыбке, перевалило
за пятьдесят, а слава её, гремевшая по всей Элладе, придя ещё в
юном возрасте, с годами лишь разрасталась, как снежный ком, множась
сплетнями и небылицами, кои на все лады горазды сочинять
бесчисленные поклонники и, куда уж без них, завистники с
недоброжелателями. Фигура Мнесарет и до сего времени сохранила
стройность, не отвергая взгляд ни худобой, ни обрюзглостью и лишь
немногим уступала юным девушкам, таким, как загорелая не по
афинской моде красавица, присутствовавшая на симпосионе. Хоть и
жирок имеется под кожей, но в меру, столько, сколько надо, и там,
где следует, ибо не дело женщине быть плоской, как доска. Гладкая
кожа отливала золотистым, именно она дала Мнесарет прозвище.
Вернее, даже два, но первое из них – Золотая рыбка – употребляли
немногие. Гораздо известнее второе. Таким женщину могут наградить
лишь женщины, чья зависть к чужому совершенству, выплёскиваясь
через край, превращается в презрительную кличку – Фрина. Жаба. И
лишь поистине выдающаяся способна носить её с высоко поднятой
головой, превратив в имя.